Политическая теория евразийства. Реферат Политическая философия евразийства.Евразийская геополитика

Цель: рассмотреть основные постулаты евразийской идеи.

Вопросы: рассмотреть пункты, в которых кратко отражены взгляды евразийцев.

Основные понятия: месторазвитие, Евразия, туранский этнопсихологический тип, Евразийский языковой союз.

Список литературы:

Андреев А.Г. Историческая концепция евразийства Г.В. Вернадского // http://anthropology.ru/ru/texts/andreev_ag/rusppf_12.html

Гумилев Л.Н. Черная легенда. Друзья и недруги Великой степи.-М.: Айрис-пресс, 2007.- 576 с.

Савицкий П.Н. Географические и геополитические основы евразийства // http://gumilevica.kulichki.net/SPN/spn05.htm

Трубецкой Н.С. О туранском элементе в русской культуре // http://gumilevica.kulichki.net/SPN/spn05.htm.

Трубецкой Н.С. Взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока// http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Trub/vzgl_russist.php

Основные идеи евразийства.

1. Евразийцы считали территорией Евразией не сам материк. А его континентальную часть – Российскую империю. В этом вопросе большая заслуга принадлежит географу П.Н. Савицкому. Он отмечал, что «Россия является особым географическими миром, отличным как от Европы, так и от Азии. Об этом неоспоримо свидетельствуют ее географические особенности: наличие четко выделяющихся природных зон, расположенных подобно горизонтальным полосам флага, в отличие от Европы и Азии, где их расположение - "мозаически-дробное". Уральский горный хребет лишь условно разделяет эту горизонтально расположенную систему, так как никакого принципиального изменения в ней за его рубежом не происходит. Поэтому утверждение, что Европа продолжается до Урала, где начинается Азия, не имеет никакого научного основания. Напротив, география, а также почвоведение, неоспоримо свидетельствуют о существовании особого географического мира, приблизительно совпадающего с территорией Российской империи» [Савицкий П.Н. Географические и геополитические основы евразийства // http://gumilevica.kulichki.net/SPN/spn05.htm]. таким образом, территория Евразии распространяется от Карпат на западе до Хингана на востоке, от Северно-Ледовитого океане на севере, до полосы пустынь на юге.

2. Евразийцы придавали большое значение географическому фактору. Взаимодействие с географической средой и, как следствие, ее влияние на человека, евразийцы называли месторазвитие - совокупность естественных условий (особенности ландшафта, почвы, растительности, климата и т.п.), в которых разворачивается история данного народа. Влиянием месторазвития обусловлен ряд черт психологии, культуры, "менталитета" этноса. При этом разные народы, не связанные общностью происхождения, но длительное время сосуществующие в пределах одного месторазвития, могут становиться ближе друг к другу, чем народы изначально родственные, но развивающиеся в разных условиях. В данном случае прослеживается взаимосвязь Л.Н. Гумилева и евразийцев. Он также считал, что природная среда оказывает влияние на человека, таким образом, этносы отличаются друг от друга стереотипом поведения.

3. Филолог Н. С. Трубецкой, изучая языки народов Евразии, пришел к заключению, что «помимо генетического родства языков существует еще родство иного порядка, обусловленное не общим происхождением, а длительным соседством и взаимодействием языков. В результате такого взаимодействия складываются языковые союзы. Ряд сходных черт в языках русском с одной стороны и финно-угорских, тюркских, иных языках народов Евразии - с другой, говорит о существовании особого Евразийского языкового союза» [Трубецкой Н.С. О туранском элементе в русской культуре //

4. Также Н.С. Трубецкой отметил и «особый туранский этнопсихологический тип, присущий кочевым народам Азии. Для него, в частности, характерны: приоритет духовного над материальным, стремление к четко очерченным и не допускающим "разброда и шатания" границам мировоззрения, устойчивым ценностям и формам самосознания. Эти черты в равной степени присущи и русскому народу, что позволяет говорить об общности ряда черт этнической психологии русских и туранцев, а так же о туранском элементе в русской культуре» [Трубецкой Н.С. О туранском элементе в русской культуре // http://gumilevica.kulichki.net/SPN/spn05.htm].

5. Евразийцы считали, что Киевская Русь являлась нежизнеспособным государственным образованием. Располагаясь на западной окраине Евразии, Киевская Русь была ограничена узкой территорией, она была протянута в меридиональном направлении. Но власть над всей Евразией неминуемо должна была сосредоточиться в руках того народа, который будет действовать в направлении параллелей, так как прямоугольник степей, протянутый на громадные расстояния от Карпат до Хингана, обеспечивал безусловное господство над всем континентом. Те народы, которые занимали степи, были безраздельными властителями всей Евразии. Естественно, что это были кочевые народы - вначале скифы, затем гунны. С исчезновением последних вопрос о господстве над степью, а следовательно - над всей Евразией оставался открытым. Задача состояла в том, чтобы мощным колонизационным движением по линии Восток - Запад объединить Евразию. Русичи не могли и не хотели исполнить эту задачу. В то же время монголы, переживавшие период пассионарности (термин Л. Н. Гумилева), были способны к этому. И они объединили континент под своей властью. Слишком наивно было бы полагать, что колонизационное движение монголов было вызвано волей отдельных лиц - оно совершалось с неизбежностью исторического закона. "Природа не терпит пустоты". Огромные пространства Евразии должны были быть заполнены. Эту необходимую роль взяли на себя монголы [Гумилев Л.Н. !» [Гумилев Л.Н. Черная легенда.-М.,Айрис-Пресс, 2007.-с.135].

6. Для России монгольское иго было не злом, а благом. Наказание посылается Богом не ради наказания как такового, а для исправления. И именно такова роль наказания Руси монгольским игом. Оно служило к исправлению Руси и свое назначение выполнило. Монголы отличались веротерпимостью. Чингисхан и его ближайшие наследники требовали политического подчинения, но не касались области веры. И монголы были далеко не однородны по религиозному признаку: кроме мусульман, буддистов, приверженцев разных форм шаманизма и язычества, среди них были и христиане. Среди монголов было немало и православных. Русские переняли у монголов необходимые элементы единого государства - систему сообщений (почтовые станции) и финансовую систему. Об этом свидетельствуют слова тюркские по происхождению: ям (почтовая станция; отсюда - ямская гоньба, ямщик и т.п.), деньги, алтын и т.п. Не было на Руси системы государственного управления вообще, не существовало развитого класса чиновников, способного управлять масштабным государственным образованием. У монголов все это было. А без этих систем Русь вечно оставалась бы в состоянии феодальной раздробленности.

Таким образом, основы государственности Московской Руси, помимо византийских истоков, имеют еще монгольские. Одним словом, из Византии на Русь вместе с верой пришла только государственная идеология, но практика государственного строительства, основы российского государственного аппарата имели образцом монгольские реалии [Трубецкой Н.С. Взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока // http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Trub/vzgl_russist.php].

7. После распадения Монгольской империи на ряд улусов, с последующим еще более мелким дроблением некогда единой государственности, Евразия снова оказалась разъединенной. Нужна была новая сила, способная объединить Евразию. Теперь этой силой стала Россия. Началось колонизационное движение русских на восток, приведшее к образованию Московского царства, вышедшего к Тихому океану. Евразия снова была объединена новой исторической силой - русским народом. Единая государственность на просторах Евразии периодически сменяется раздробленностью и наоборот[Андреев А.Г. Историческая концепция евразийства Г.В. Вернадского // http://anthropology.ru/ru/texts/andreev_ag/rusppf_12.html].

8. Петр I превратил Московское царство в Российскую империю. Евразийцы не отрицали и не могли отрицать положительных сторон государственности императорского периода, но считали при этом, что европеизация России была проведена необдуманно - огулом, без какого-либо чувства меры и целесообразности. В этом - одна из причин революции 1917 г. Правящий слой России отказался от национальных культурных традиций и стал бездумно копировать культуру (и бескультурье) европейцев, широкие же массы народа продолжали жить культурой национальной. Поэтому между народом и правящим слоем образовался разрыв, более того, - в народе утвердился взгляд на барина как на некоего иностранца. Этот раскол нации стал одной из причин краха Империи.

9. В развернувшейся после революции гражданской борьбе белые армии были обречены на неудачу. Как бы ни был высок героизм белых офицеров и солдат, победа над большевизмом могла быть достигнута только противопоставлением ему соразмерной по силе идеологии. Такой идеологии не было и не могло быть ни у вождей и лидеров Белого движения, ни у какой-либо из существовавших в России политических партий.

Таким образом, рассматривая основные постулаты евразийской идеи, необходимо отметить, что евразийцы пришли к мнению, что на территории Евразии существует «братство народов». Они подчеркивали, что русские ближе к азиатским народам – тюркам, монголам, чем европейцам, поскольку совместное длительное проживание не может продолжаться только при наличии противоречий и столкновений. На территории Евразии существовало добрососедство, что и объясняется этнокультурными и этноязыковыми заимствованиями этносов, принадлежащим к различным расовым типам, лингвистическим группам. Так называемые народы Евразии гораздо ближе русским, чем народы Европы. Это добрососедство обусловлено было на их взгляд, прежде всего природно-климатическими условиями.

Вопросы:

1. Что послужило возрождению идеи евразийства в наши дни?

2. Является ли идея евразийства актуальной в настоящее время?

3. Рассмотрите политическую историю России в 1917-1920 гг. Правы ли были евразийцы, утверждая, что у белого движения не было той идеологии, которую представили большевики?

5. Действительно ли народы Евразии, проживающие рядом являются похожими?

Приложение. Политическая философия евразийства

Евразийство как форма российского традиционализма

В двадцатые годы среди белой эмиграции возникло движение евразийцев . Основатели евразийства - кн. Н.С. Трубецкой – филолог и лингвист, основатель (совместно с P.O. Якобсоном) Пражского лингвистического кружка; П.Н. Савицкий - географ, экономист; П.П. Сувчинский - музыковед, литературный и музыкальный критик; Г.В. Флоровский - историк культуры, богослов и патролог, Г. В. Вернадский - историк и геополитик; Н.Н.Алексеев - правовед и политолог, историк обществ, мысли; В.Н. Ильин - историк культуры, литературовед и богослов; князь Д. Святополк-Мирский - публицист, Эренжен Хара-Даван - историк. Каждый из названных представителей «классического» евразийства (1921-1929 гг.), отталкиваясь от конкретного культурно-исторического материала и опыта (географического, политико-правового, филологического, этнографического, искусствоведческого и т.п.), ссылаясь на него, анализируя его и обобщая, обращался к проблематике философии культуры и историософии, связанной с диалектикой Востока и Запада в русской и мировой истории и культуре.

Термин «Евразия» предложен немецким географом Александром Гумбольдтом, ученый обозначил им всю территорию Старого Света: Европу и Азию. В русский язык введен географом В.И. Ламанским.

Евразийцы издавали «Евразийские временники», сборники, опубликовали множество статей и книг.

Евразийство представляет для нас особый интерес, так как это мировоззрение обобщило многие ключевые для философии политики понятия. В частности, наследуя линию Данилевского и Шпенглера, они взяли на вооружение концепцию России как особой цивилизации , активно применив к постижению политической истории России пространственный индекс. Кроме того, евразийцы задались амбициозной целью выработать емкую формулу полноценного и непротиворечивого русского консерватизма – политической идеологии, основанной на Традиции, особости географического положения, специфики исторического цикла, в котором находится Россия. Православная традиция была для евразийцев важнейшим элементом их понимания истории, и в этом отношении они последовательно придерживались мифа о регрессе, отрицали позитивный характер европейской цивилизации. Евразийцы призывали бороться с «кошмаром всеобщей европеизации», требовали «сбросить европейское иго». «Мы должны привыкнуть к мысли, что романо-германский мир со своей культурой - наш злейший враг». Так, ясно и недвусмысленно, писал князь Н.С.Трубецкой в вышедшей в Софии в 1920 г. программной книге «Европа и Человечество».

Показательно, что евразиец Н.Н.Алексеев был единственным российским политическим автором, еще в 20-е годы обратившим внимание на книги Рене Генона. Петр Савицкий первым среди русских мыслителей обратился к геополитике и применил к анализу России модель Хэлфорда Макиндера о «морских» и «сухопутных» системах.

Евразийство на уровне политической теории сводило воедино основные элементы философии политики. Оно предложило оригинальный язык , который позволяло исследовать русское Политическое в своеобразной терминологии, выработанной на основании пристального анализа цивилизационной и культурно-исторической особенности России. Будучи наследниками славянофилов и Н.Я.Данилевского, евразийцы предлагали обширный политический проект, учитывающий основные тенденции в мировом масштабе.

Евразийская геополитика

Евразийцы заложили основу российской школы геополитики. На основании статьи Хэлфорда Макиндера «Географическая ось истории» П.Савицкий выстроил собственную непротиворечивую модель, с обратной системой приоритетов. Если Макиндер рассматривал различные версии контроля берегового пространства евразийского материка со стороны Англии и США с тем, чтобы управлять стратегически Евразией в целом, то Савицкий, приняв ту же модель, рассмотрел ее с точки зрения российских национальных интересов. В то время, когда сознание всех русских было целиком и полностью политизировано, и вопрос стоял чрезвычайно остро – либо «белые», либо «красные», без каких-либо нюансов, Савицкий смог подняться над схваткой и сформулировал основы долгосрочной стратегии России. Будучи помощником Петра Струве в правительстве Врангеля, т.е. находясь на стороне «белых», Савицкий публикует статью, где утверждает: «кто бы ни победил в Гражданской войне – «белые» или «красные», – все равно Россия будет противостоять Западу, все равно она будет великой державой, все равно она создаст Великую Империю».

Это было крайне авангардным вызовом всем устоявшимся клише. Даже большевики тогда не мыслили в масштабах государства, а для «белых» было невероятно представить себе «красных» в роли «собирателей земель». Но именно Савицкий оказался прав: вопреки идеологии воля российских пространств заставила большевиков выступить в качестве новой имперской силы, породив такое явление, как «советский патриотизм», и собрав воедино почти все земли Российской Империи, утраченных в ходе Первой мировой войны и последовавших за ней Революции и гражданской войны. С точки зрения Макиндера, не так важно, какая именно политическая сила выступает от имени «сердцевинной земли» («суши», heartland’а), в любом случае она будет обречена на противостояние с силами «моря», т.е. с англосаксонским миром. Савицкий, еще будучи в «белой» армии, принял этот тезис с позиции русского патриота, провозгласив, что независимо от исхода Гражданской войны, победители в ней войдут в глубокое геополитическое противоречие с Европой (Западом). Показательно, что сам Макиндер в то же время был советником со стороны Антанты в правительстве генерала Колчака, проводя идею о необходимости поддержки «белых» со стороны Европы для того, чтобы создать на периферии России «санитарный кордон» марионеточных белогвардейских режимов под контролем Англии и Франции. Дальневосточная Республика, идеи якутского и бурятского сепаратизма в значительной степени были продуктом этой политики.

Таким образом, Савицкий и другие евразийцы, находившиеся с Макиндером (Антантой) в одном лагере, сделали прямо противоположный вывод из геополитической теории, а после окончательной победы большевиков еще более укрепились в своей правоте. В то время евразийцы заложили основу крайне интересного взгляда на большевизм, который был радикализирован «сменовеховцами», а затем лег в основу широкого течения в русской эмиграции – т.н. «оборончества».

С точки зрения евразийцев, большевистская революция была ответом народных масс на отчужденный строй романовской России, консервативный лишь с формальной точки зрения, но внутренне следовавший в сторону европеизации. Евразийцы говорили о Санкт-Петербургском периоде русской истории как о «романо-германском иге» и распознали в большевизме радикальную реакцию русских континентальных народных масс на недостаточно ясную цивилизационную установку элит и экономико-политические реформы в западническом ключе . С точки зрения евразийцев, большевистская идеология должна была либо постепенно эволюционировать в более национальную, консервативную модель, либо уступить место новой евразийской идеологии , которая, в свою очередь, унаследует пространственную (имперскую) политику Советов в сочетании с более органичными для России православно-традиционалистскими ценностями. Евразийцев называли за такое парадоксальное сочетание «православными большевиками» .

Концепция «России-Евразия»

Развитие цивилизационного подхода привела евразийцев к необходимости рассматривать Россию не просто как ординарное государство, но как особую цивилизацию , особое «месторазвитие». На этом основана концепция «России-Евразии» , т.е. России как отдельного культурно-исторического типа. Россия имеет в себе много восточных черт, но вместе с тем глубоко усвоила и определенные западные элементы. Данное сочетание, по мнению евразийцев, составляет уникальность России, что отличает ее от цивилизаций Запада и Востока. Если Восток не имеет в отношении России-Евразии миссионерских претензий, то Запад, напротив, видит свою миссию в «просвещении» России. Поэтому именно Запад как цивилизация представляет собой опасность . Большевики же, обратившие все силы против западного мира, выступают в такой ситуации защитниками евразийской самобытности. Так, парадоксальным образом за прогрессистами-коммунистами евразийцы обнаружили более глубокий консервативный смысл.

Евразийцы в значительной степени опирались на наследие русских славянофилов .

В частности, у И.В.Киреевского есть идея, что Россия, как специфическое государство, возникло из сочетания культур леса и степи . Лес представляет оседлое славянское население, занимавшееся землепашеством, степь – туранских кочевников.

Россия как континентальное образование – «Россия-Евразия» – возникла из сочетания двух ландшафтов (культурных кругов): леса и степи, при наложении двух традиционных жизненных ориентаций: оседлости и кочевья . Синтез этих элементов прослеживается устойчиво с самых первых периодов русской истории, где контакты славянских племен с тюрками-степняками (особенно половцами) были постоянными и интенсивными. Но особое значение евразийцы придавали монгольским завоеваниям.

Наследие монголо-татарского периода было тем важнейшим элементом русской истории, который превратил несколько периферийных раздробленных восточно-славянских княжеств в остов мировой империи . Сектора Киевской Руси, подпавшие в XIII веке под европейское влияние, постепенно растворились в нем, утратив политическую и культурную самостоятельность. Земли, вошедшие в состав Орды, позже стали ядром континентальной империи. Монголо-татары сохранили духовную самобытность Древней Руси, которая воскресла в Московском Царстве и вступила в права «наследия Чингизхана» (название книги кн. Н.С. Трубецкого). Евразийцы первыми среди русских философов и историков переосмыслили туранский фактор в положительном ключе , распознав в диалектике русско-татарских отношений живой исток евразийской государственности .

Два начала: славянское и туранское, степное и оседлое создали уникальный синтез противоположностей, легли в основу самобытной традиции. Это было удачное сплавление рас, ландшафтов, культур, хозяйственных и административных моделей. Так евразийцы подошли к представлению о России как о «срединном царстве» – особом, уникальном образовании, в котором происходит преодоление противоположностей .

Евразийская версия гегельянства

Немецкий философ Гегель рассматривал исторический процесс как развертывание Абсолютной Идеи до отражения в прусском монархическом государстве. Это идеальное Государство будет воплощать уникальное состояние синтезированного сознания, преодолевшего все пары противоположностей .

Евразийцы утверждали нечто похожее, но только применительно к России , полагая, что именно в России-Евразии реализуется смысл исторического развертывания противоположностей , которые полностью довлеют над судьбой других государств и народов. Эти противоположности разрешаются в синтетическом государстве – России, России-Евразии, – которое представляет собой государство-синтез, государство-ответ, государство-тайну, государство-континент .

И, соответственно, правовая и политическая системы Евразии должны представлять собой некоторые наиболее существенные аспекты Политического как такового. Отсюда евразийцы пришли к убеждению об универсальном смысле России.

Европа и человечество

Следует остановиться несколько подробнее на труде, с которого началось евразийское движение. Это книга князя Николая Сергеевича Трубецкого «Европа и человечество» * .

В ней автор выстраивает дуалистическую модель толкования современного состояния международной политики, основываясь на формуле: Европа против человечества , где «Европа» и «человечество» выступают в качестве типологических антиподов . Человечество – это совокупность традиционных обществ, живущих в согласии с нормами Традиции (прямо или завуалированно). Европа же есть агрессивная аномалия , стремящаяся навязать остальным странам продукты локального исторического развития как нечто универсальное . Этот типологический дуализм вполне соответствует другим дуалистическим моделям: «Восток» – «Запад», «современность» – «Традиция», «прогресс» – «регресс», «культура» – «цивилизация», «суша» – «море» и т.д.

Трубецкой в своей книге методически показывает, что претензии европейской (романогерманской) культуры на превосходство и универсализм являются проявлением чистого произвола; они несостоятельны, бездоказательны и голословны.

«… Романогерманцы были всегда столь наивно уверены в том, что только они – люди, что называли себя «человечеством», свою культуру – «общечеловеческой цивилизацией», и, наконец, свои шовинизм – «космополитизмом». Этой терминологией они сумели замаскировать все то реальное этнографическое содержание, которое, на самом деле, заключается во всех этих понятиях. Тем самым, все эти понятия сделались приемлемыми для представителей других этнических групп. Передавая иноплеменным народам те произведения своей материальной культуры, которые больше всего можно назвать универсальными (предметы военного снаряжения и механические приспособления для передвижения) – романогерманцы вместе с ними подсовывают и свои «универсальные» идеи и подносят их именно в такой форме, с тщательным замазыванием этнографической сущности этих идей,» -- пишет Трубецкой. И далее: «Европейцы просто приняли за венец эволюции человечества самих себя, свою культуру и, наивно убежденные в том, что они нашли один конец предполагаемой эволюционной цепи, быстро построили всю цепь. Никому и в голову не пришло, что принятие романогерманской культуры за венец эволюции чисто условно, что оно представляет из себя чудовищное petitio principii. Эгоцентрическая психология оказалась настолько сильна, что в правильности этого положения никто и не усомнился, и оно было принято всеми без оговорок, как нечто само собою разумеющееся».

В такой ситуации неевропейские (не романогерманские) народы, т.е. собственно все человечество оказываются в состоянии жертв , так как полная европеизация невозможна по определению, а ее элементы лишь раскалывают народ на классы и сословия, заставляют смотреть на себя чужими глазами, подрывают и разлагают консолидирующий и мобилизующий потенциал Традиции. Трубецкой считает, что с этим нельзя мириться и предлагает продумать варианты ответа человечества на вызов Европы .

Трубецкой вскрывает здесь важный парадокс: сталкиваясь с агрессией европейцев (т.е.людей Запада, прогрессистов, носителей духа современности), остальное Человечество попадает в логическую ловушку. «Когда европейцы встречаются с каким-нибудь нероманогерманским народом, они подвозят к нему свои товары и пушки. Если народ не окажет им сопротивления, европейцы завоюют его, сделают своей колонией и европеизируют его насильственно. Если же народ задумает сопротивляться, то для того, чтобы быть в состоянии бороться с европейцами, он принужден обзавестись пушками и всеми усовершенствованиями европейской техники. Но для этого нужны, с одной стороны, фабрики и заводы, а с другой -- изучение европейских прикладных наук. Но фабрики немыслимы без социально-политического уклада жизни Европы, а прикладные науки – без наук “чистых”. Таким образом, для борьбы с Европой народу, о котором идет речь, приходится шаг за шагом усвоить всю современную ему романогерманскую цивилизацию и европеизироваться добровольно. Значит, и в том и в другом случае европеизация, как будто, неизбежна». Получается заколдованный круг.

Трубецкой вопрошает: «Как же бороться с этим кошмаром неизбежности всеобщей европеизации? На первый взгляд, кажется, что борьба возможна лишь при помощи всенародного восстания против романогерманцев. Если бы человечество, – не то человечество, о котором любят говорить романогерманцы, а настоящее человечество, состоящее в своем большинстве из славян, китайцев, индусов, арабов, негров и других племен, которые все, без различная цвета кожи, стонут под тяжелым гнетом романогерманцев и растрачивают свои национальные силы на добывание сырья, потребного для европейских фабрик, – если бы все это человечество объединилось в общей борьбе с угнетателями-романогерманцами, то, надо думать, ему рано или поздно удалось бы свергнуть ненавистное иго и стереть с лица земли этих хищников и всю их культуру. Но как организовать такое восстание, не есть ли это несбыточная мечта?»

И он приходит к выводу о необходимости духовной планетарной революции , т.е. к той программе, которая станет в дальнейшем основой евразийского мировоззрения .

Трубецкой формулирует единственный, на его взгляд, продуктивный метод борьбы человечества против диктатуры Запада в таких словах: «…Весь центр тяжести должен быть перенесен в область психологии интеллигенции европеизированных народов. Эта психология должна быть коренным образом преобразована. Интеллигенция европеизированных народов должна сорвать со своих глаз повязку, наложенную на них романогерманцами, освободиться от наваждения романогерманской психологии. Она должна понять вполне ясно, твердо и бесповоротно:

Что ее до сих пор обманывали;

Что европейская культура не есть нечто абсолютное, не есть культура всего человечества, а лишь создание ограниченной и определенной этнической или этнографической группы народов, имевших общую историю;

Что только для этой определенной группы народов, создавших ее, европейская культура обязательна;

Что она ничем не совершеннее, не «выше» всякой другой культуры, созданной иной этнографической группой, ибо «высших» и «низших» культур и народов вообще нет, а есть лишь культуры и народы более или менее похожие друг на друга;

Что, поэтому, усвоение романогерманской культуры народом, не участвовавшим в ее создании, не является безусловным благом и не имеет никакой безусловной моральной силы;

Что полное, органическое усвоение романогерманской культуры (как и всякой чужой культуры вообще), усвоение, дающее возможность и дальше творить в духе той же культуры нога в ногу с народами, создавшими ее, -- возможно лишь при антропологическом смешении с романогерманцами, даже лишь при антропологическом поглощении данного народа романогерманцами;

Что без такого антропологического смешения возможен лишь суррогат полного усвоения культуры, при котором усваивается лишь «статика» культуры, но не ее «динамика», т.е. народ, усвоив современное состояние европейской культуры, оказывается неспособным к дальнейшему развитию ее и каждое новое изменение элементов этой культуры должен вновь заимствовать у романогерманцев;

Что при таких условиях этому народу приходится совершенно отказаться от самостоятельного культурного творчества, жить отраженным светом Европы, обратиться в обезьяну, непрерывно подражающую романогерманцам;

Что вследствие этого данный народ всегда будет «отставать» от романогерманцев, т.е. усваивать и воспроизводить различные этапы их культурного развития всегда с известным запозданием и окажется, по отношению к природным европейцам, в невыгодном, подчиненном положении, в материальной и духовной зависимости от них;

Что, таким образом, европеизация является безусловным злом для всякого не-романогерманского народа;

Что с этим злом можно, а следовательно, и надо бороться всеми силами. Все это надо сознать не внешним образом, а внутренне; не только сознавать, но прочувствовать, пережить, выстрадать. Надо, чтобы истина предстала во всей своей наготе, без всяких прикрас, без остатков того великого обмана, от которого ее предстоит очистить. Надо, чтобы ясной и очевидной сделалась невозможность каких бы то ни было компромиссов: борьба -- так борьба».

Книга заканчивается такими афористическими словами:

«В этой великой и трудной работе по освобождению народов мира от гипноза «благ цивилизации» и духовного рабства интеллигенция всех не-романогерманских народов, уже вступивших или намеревающихся вступить на путь европеизации, должна действовать дружно и заодно. Ни на миг не надо упускать из виду самую суть проблемы. Не надо отвлекаться в сторону частным национализмом или такими частными решениями, как панславизм и всякие другие «панизмы». Эти частности только затемняют суть дела. Надо всегда и твердо помнить, что противопоставление славян германцам или туранцев арийцам не дают истинного решения проблемы, и что истинное противопоставление есть только одно: романогерманцы – и все другие народы мира, Европа и Человечество».

Диалектика национальной истории

Евразийцы исходят из принципа, что национальная история России диалектична . Она имеет свои циклы, свои тезисы и антитезисы, это отнюдь не поступательное развитие по прямой, но сложная спираль, уникальность которой и составляет самобытность русского бытия.

В Киевской Руси мы уже встречаем первые интуиции будущего мессианства: митрополит Илларион предсказывает русским великое духовное будущее, применяя к ним евангельскую истину «последние станут первыми», имея в виду, что русские последними среди европейских народов приняли христианство, но им суждено превзойти все остальные народы в истовости и чистоте веры. В целом, Киевская Русь – это типичное средневосточно-европейское государство, сопоставимое с Болгарией или Сербией того периода, находящееся на северной периферии Византии. К XIII веку Киевская государственность приходит в упадок, усобица достигает пика, страна и культура дробятся. Поэтому Русь становится легкой добычей для монголов. При этом евразийцы весьма своеобразно оценивали монгольский период. Это было не просто катастрофой, но и залогом будущего расцвета и величия , считали они. Позже Лев Гумилев, продолжая эту линию, отказывался даже употреблять понятие «монголо-татарское иго» и говорил о комплиментарности славянского и тюркско-монгольского этносов, тогда как такой комплиментарности у восточных славян с народами западной Европы или у евразийских кочевников с населением Китая не было и в помине.

Монгольские завоевания не разрушают цветущую Русь, но устанавливают контроль над разрозненными восточнославянскими областями, находящимися в вечных усобицах. Миф о Киевской Руси созревает именно в монгольскую эпоху, как ностальгия по «золотому веку», и имеет «проектный», «мобилизующий» характер для будущего державного возрождения. Киевская Русь как эпоха национального единства становится не только воспоминанием о прекрасном прошлом , но и политическим замыслом в отношении будущего .

Московское Царство представляет собой высший подъем русской государственности . Национальная идея получает новый статус: после отказа Москвы от признания Флорентийской унии (заточение и изгнание митрополита Исидора) и скорого падения Царьграда Русь берет на себя эстафету последнего православного царства . Москва становится Третьим (последним) Римом . Параллельно происходит освобождение от власти Орды. Москва во второй половине XV века получает политическую независимость и по-новому сформулированную религиозную миссию .

Очень важно при этом географическое расположение Москвы. Перенос центра тяжести с Запада (Киев, Новгород) на Восток (Москва, ранее Владимирско-Суздальское княжество) знаменовал собой повышение собственно евразийского (туранского) начала в общем контексте державности. Это был исторический жест «обращения к Востоку» и поворот спиной к «Западу».

200 лет Московского царства - расцвет Святой Руси. Это парадигмальный, по мнению евразийцев, период русской истории, ее качественный пик. Гумилев считал это время, особенно первую половину XVI века, периодом «акматического расцвета всего цикла русской государственности».

Евразийцы видели уникальность Московской Руси в том, что она начала присоединять к себе и ассимилировать те степные зоны, которые были населены тюркскими народами. Объединение бывших тюркско-монгольских территорий, некогда уже осуществленное гуннами и Чингисханом, Москва начала в обратном направлении – не с востока на запад , но с запада на восток . Это было вступление в права наследства Чингисхана. Это и было практическое евразийство . И чем глубже русские углублялись в степи и земли востока, тем отчетливей крепла их евразийская идентичность , яснее определялось влияние «евразийского культурного круга», существенно отличающегося как от европейского (в том числе и восточно-европейского) культурно-исторического типа, так и от собственно азиатских систем государственности.

Лев Гумилев, детально изучивший степные империи Евразии и этнические циклы населяющих их народов, выявил – начиная с эпохи гуннов – основные культурные константы евразийства . Тюрко-монголо-угро-арийские кочевые племена, населявшие лесостепную зону материка от Манчжурии до Карпат, представляли собой цепь разнообразных цивилизаций, несмотря на все различия, сохраняющих некий общий евразийский стержень – равно как имеют нечто общее европейские или азиатские культуры на всем протяжении их драматической и насыщенной истории. Церковный раскол XVII века отмечает конец московского периода . Раскол имеет не только церковное, но геополитическое и социальное значение. Россия обращается к Европе, аристократия стремительно отчуждается от народных масс. Прозападное (полукатолическое или полупротестантское) дворянство – на одном полюсе, архаичные народные массы, тяготеющие к староверию или национальным формам сектантства – на другом. Евразийцы называли петербуржский период «романо-германским игом» . То, от чего уберегла русских Орда, случилось через Романовых. После Петра Русь вступила в тупиковый период постепенной европеизации, которую евразийцы рассматривали как национальную катастрофу.

Показателен, с точки зрения качественной географии, выбор местонахождения новой столицы. Это – запад. Петр Первый, вслед за отцом Алексеем Михайловичем (на Соборе 1666-1667 годов), догматически и географически зачеркивает московский период , отбрасывает теорию «Москвы – Третьего Рима», ставит точку в истории «Святой Руси». Интересы Петра устремлены на запад. Он буйно рушит Традицию, насильственно европеизирует страну. Петербургский период, структура власти и соотношения светских и духовных инстанций, обычаи, костюмы, нравы той эпохи – все это являет собой резкое вторжение запада в евразийскую Русь . Романовская система, простояв 200 лет, рухнула, и на поверхность вылилась донная народная стихия. Большевизм был распознан евразийцами как выражение «московской», «дораскольной», собственно «евразийской» Руси, взявшей частично кровавый реванш над «романо-германским» Санкт-Петербургом. Под экстравагантным идейным фасадом марксизма евразийцы распознали у русских большевиков «национальную» и «имперскую» идею.

Будущее России евразийцы видели в «преодолении большевизма» и в выходе на магистральные пути евразийского державостроительства - православного и национального, но сущностно отличного от петербуржской эпохи, и тем более, от любых форм копирования европейской «либерал-демократии».

Революцию евразийцы понимали диалектически . С их точки зрения, консервативная триада «Православие-Самодержавие-Народность» в XIX веке была лишь фасадом, за которым скрывалось растущее отчуждение франкофонного дворянства, нарождающейся буржуазии и формализованного, сведенного к институту морали, православного клира от растерянных народных масс, к которым аристократия относилась так же, как европейские колонизаторы к туземным племенам. Крах царизма был не крахом Традиции, но ликвидацией отжившей формы, потерявшей сакральный смысл. Более того, в большевиках проявились некоторые черты задавленного и угнетенного народного начала, в своем – национал-мессианском – ключе перетолковавшего социальные обещания марксизма.

Евразийцы предложили рассмотреть большевистскую революцию как парадоксальный и частичный возврат к дониконовским, допетровским временам. Не как шаг вперед, а как возврат к Москве, Московской Руси. Это подтвердилось отчасти в символическом факте переноса столицы в 1918 г. в Москву . Евразийцы были не одиноки в такой оценке – вспомним Блока с его поэмой «Двенадцать», который описывает большевиков как «заблудившихся апостолов» , которые смутно, сквозь пелену экстравагантных марксистских доктрин, выражали древнюю русскую православную мечту о царстве правды, о справедливости, о рае на земле. Многие поэты «скифского направления», связанного с Блоком, Клюевым, говорили о «Советской Руси» * .

Конечно, с марксистской верой в прогресс, во всеобщее развитие человечества, это не очень вязалось. Тем не менее, евразийцы были именно теми философами и политическими деятелями, которые первыми распознали в русской революции архаичную традиционную подоплеку. Они высказали парадоксальную для того времени идею, что большевистская революция есть не «путь вперед», а «путь назад», не дальнейшая стадия по индустриализации, модернизации и вестернизации России, а наоборот, возврат к прежним временам и возрождение фундаментального цивилизационного противостояния с Западом, которое и сделало Россию Евразией, Третьим Римом, оплотом новой «римской идеи» на геополитической карте мира.

Такая модель национальной истории существенно отличалась от построений и православно-монархических консерваторов (не признававших за дореволюционным периодом недостатков и списывавших революцию на «иудео-масонский заговор» в духе примитивной конспирологии), и большевиков (самих себя выдающих за пик прогресса), и либерал-демократов, видевших в революции исключительно крах неудавшихся буржуазных реформ.

ЕВРАЗИЙСТВО

ЕВРАЗИЙСТВО

Социально-философское учение, идейно-политическое рус. зарубежья, наиболее активно проявившее себя в 1920-е и 1930-е гг. Начало Е. связано с выходом в свет основополагающей работы Н.С. Трубецкого «Европа и » (София , 1920), которую можно назвать своеобразным катехизисом евразийского учения. Выход через год коллективного труда «Исход к Востоку» (София , 1921) закрепил духовное объединение сторонников Е. За несколько лет увидели свет коллективные монографии «На путях» (Берлин, 1922), «Россия и латинство» (Берлин, 1923), четыре «Евразийских временника» (Берлин, 1923, 1925; Париж, 1927; Прага, 1929), 12 выпусков «Евразийской хроники»; издавались жур. «Версты», еженедельная газ. «Евразия» (1928-1929).
Евразийское учение представляет собой в наиболее полном объеме разработанный вариант рус. идеи, охватывающий самые разнообразные научные, религиозные, филос. концепции, в центре которых - России как самобытной цивилизации.
К . 1920-х гг. в евразийском движении намечаются разногласия, которые привели к теоретической полемике и организационному расколу движения. Основанием, по которому евразийцы разделились на умеренных и радикальных, явилось их к политическому режиму в СССР. Евразийское движение просуществовало практически до начала Второй мировой войны. В тот период эмиграция раскололась на «оборонцев» и «пораженцев». Первые считали, что независимо от существующего в СССР политического режима в случае возникновения войны надо защищать страну. «Пораженцы» выступали с противоположных позиций, считая, что победа Германии будет означать падение большевистского режима в СССР, настаивали на необходимости ее поддержки. Евразийцы в этой полемике безоговорочно занимали позицию оборончества.
Главной задачей филос. исканий евразийцев было создание идеологии России, где были бы соединены , религия, . Поэтому в теоретических разработках евразийцев важное занимают понятия евразийского мироощущения и евразийского умонастроения.
Ближайшим идейно-политическим источником евразийского учения являются учения славянофильства и, особенно, К.Н. Леонтьева. У ранних славянофилов евразийцы восприняли прежде всего идею соборности как «единства во множестве». Соборность - высший существования личности, социальной группы, класса, гос-ва, этноса. Высшей в иерархии соборности является православной церкви. Очень близка евразийцам идея Н.Я. Данилевского о культурно-исторических типах. Разделяют евразийцы и его взгляды по проблеме противостояния России и Запада. Они резко критикуют попытки европейской цивилизации абсолютизировать свои ценности, выдать свою культуру за общечеловеческую. Считая славянофилов своими предшественниками, евразийцы вместе с тем по ряду теоретических позиций резко критикуют их. Они не приемлют идеи приоритетной роли славянства в рус. государственности, считают утопическими идеи панславизма. В этом вопросе позиции Е. гораздо ближе к византизму Леонтьева.
Истоки революции 1917 евразийцы видят не в «заговоре кучки смутьянов, доставленных в запломбированных вагонах в Россию», а в процессе европеизации России, начатом Петром I и продолженном его бездарными преемниками. Европеизация привела к резкому социальному расслоению и абсолютному отрыву «правящего отбора» от широких народных масс, что сделало революцию - смену «правящего отбора» - неизбежной. Революцию надо принять как завершение эпохи европеизации России, принять как и думать о дальнейшей судьбе России. Подобные выводы евразийцев вызывали резкие возражения сторонников самых разных политических взглядов - от монархистов до либералов.
В своем проекте будущего государственного устройства России евразийцы предусматривали однопартийную систему (многопартийность - европейской цивилизации - не подходит к российским, евразийским условиям), федеративное гос-во под управлением ведущего «отбора», выдвигаемого непосредственно народом. В экономике предполагалось обеспечить гармоничное сочетание коллективной и частной собственности на основе «общего дела». В духовной жизни главная роль отводилась идеологии православия.

Философия: Энциклопедический словарь. - М.: Гардарики . Под редакцией А.А. Ивина . 2004 .

ЕВРАЗИЙСТВО

ЕВРАЗИЙСТВО - идейное и общественно-политическое движение в среде русской эмиграции, возникшее после выхода в августе 1921 в Софии сб. “.Исход к Востоку” четырех авторов - лингвиста князя Н. С. Трубецкого, музыковеда П. П. Сувчинского, экономиста и географа П. Н. Савицкого и философа Г. В. Флоровского. Позднее к ним присоединились литературный критик князь Д. П. Святополк-Мирский (в 1922), историк Г. В. Вернадский (в 1924), философ Л. П. Карсавин (в 1924), правовед Н. Н. Алексеев (в 1926) и других молодых ученых, публицистов, студентов и бывших офицеров. Евразийские кружки возникли в Праге, Берлине, Париже, Брюсселе и других городах Европы. В 1927 оформилась политическая евразийцев.

Евразийство явилось творческой реакцией русского национального сознания на русскую катастрофу. За политическими катаклизмами молодые ученые разглядели болезнетворные процессы в русской и западноевропейской культуре. Коммунизм представлялся им как порождение секуляризированной европейской культуры, а на русской почве - как крайнее западничества. Его политическая победа лишь обнаруживала духовное убожество и предвещала неизбежный возврат эпохи веры. Сопротивление коммунизму бесперспективно, если не будет осознана опасность процесса европеизации России и самобытного пути ее развития, Движение прошло через три этапа. Первый этап (1921-23) - философское и культурологическое самобытности и антизападничества. Второй этап (1924-29) - переориентация деятельности под воздействием чекистской дезинформации на идеологическое обеспечение якобы возникшего в СССР подпольного евразийского движения, влиятельного в армии и комсомоле; систематизация евразийской идеологии, ее упрощение ради доступности массам; составление политических и социально-экономических программ мирного преобразования советского государства в евразийско-идеократическое; затушевывание религиозной проблематики и подчеркивание культурной и психологической совместимости народов, населяющих СССР. Повышенный к политическим и стихийно-психологическим процессам в СССР стимулировал возникновение просоветских настроений в самом евразийстве. С появлением выражающей эти настроения газеты “Евразия” (1928-29) под редакцией Сувчинского, Карсавина, С. Эфрона и др. происходит “кламарский раскол” и моральная дискредитация евразийства в эмигрантском общественном мнении. Третий этап (1930-39) - медленное угасание и подведение итогов.

Уже при зарождении евразийства его авторы пытались согласовать по крайней мере три различные мировоззренческие установки: Савицкого, Трубецкого и христоцентризм Флоровского. Для возрождения России считалось необходимым восстановление прежних государственных границ, опираясь на энергию раскрепощенной народной , сохранение культурно-психологического единства народов Евразии, защита православия как пути творчества, ибо полагалось, что вызреванию масштабных творческих личностей в России в максимальной степени может способствовать только православная , сплавляющая воедино и веру и опирающаяся на двух других евразийских культур (эллинистической и византийской). Пока напряженное трех указанных установок сохранялось, евразийство оставалось живым и плодотворным. Упрощение и систематизация евразийской идеологии привели к расколу и деградации движения.

Отдельные евразийские идеи разделяли некоторые ученые и (Л. Н. Гумилев, А. Г. Дугин и др.), но евразийство как оригинальный ансамбль мировоззренческих установок никогда больше не воспроизводилось.

Лит.: Соболев А. В. Князь Н. С. Трубецкой и евразийство. - “Литературная учеба” (М.), 1991, № 6; Евразия. Исторические взгляды русских эмигрантов. М., 1992; Россия между Европой и Азией; Евразийский соблазн, ред.-сост. Л. И. Новикова, И. Н. Сиземская. М., 1993; Русский узел евразийства, сост., вступительная статья и примечания С. Ключникова. М., 1997.

А. В. Соболев

Новая философская энциклопедия: В 4 тт. М.: Мысль . Под редакцией В. С. Стёпина . 2001 .

Смотреть что такое "ЕВРАЗИЙСТВО" в других словарях:

Идеологическое философское течение русской за­рубежной мысли, возникшее в Европе между двумя мировыми войнами, которое поставило в центр своего внимания историософскую проблему «русского пути». Идеологические и политические установки евразийства … Политология. Словарь.

Идейное и общественно политическое течение первой волны рус. эмиграции, объединенное концепцией рус. культуры как неевроп. феномена, к рый обладает в ряду культур мира уникальным соединением зап. и вост. черт, а потому одновременно принадлежит… … Энциклопедия культурологии

ЕВРАЗИЙСТВО, идейно политическое и философское течение в русской эмиграции 1920 30 х гг. Началом движения стал выход сборника Исход к Востоку (София, 1921) молодых философов и публицистов Н.С. Трубецкого, П.Н. Савицкого, Г.В. Флоровского и П.П.… … Современная энциклопедия

Идейно политическое и философское течение в русской эмиграции 1920 30 х гг. Началом движения стал выход сборника Исход к Востоку (София, 1921) молодых философов и публицистов Н. С. Трубецкого, П. Н. Савицкого, Г. В. Флоровского и П. П.… … Большой Энциклопедический словарь

Идеократическое геополитическое и социально философское учение, морфологический комплекс идей и интеллектуальное движение, конституировавшиеся в 1921 в среде российской эмиграции и сохраняющие идейно политический потенциал до начала 21 в.… … История Философии: Энциклопедия

Евразийство - ЕВРАЗИЙСТВО, идейно политическое и философское течение в русской эмиграции 1920 30 х гг. Началом движения стал выход сборника “Исход к Востоку” (София, 1921) молодых философов и публицистов Н.С. Трубецкого, П.Н. Савицкого, Г.В. Флоровского и П.П … Иллюстрированный энциклопедический словарь

Геополитическое и социально философское учение и интеллектуальное движение, сформировавшееся в 20 30 х 20 в. в среде российской эмиграции и сохраняющее высокий идейно политический потенциал на рубеже 20 21 вв. Основателями и ведущими идеологами… … Новейший философский словарь

первоначально идейно-мировоззренческое, затем также общественно-политическое движение, в основании к-рого лежала концепция Евразии как самостоятельного «географического и исторического мира» (Савицкий. 1927), расположенного между Европой и Азией и отличающегося от обеих в геополитическом и культурном плане. Как организованное движение Е. возникло к 1921 г. среди молодых интеллектуалов рус. эмиграции, выдвинувших программу преобразования всей системы культурных и мировоззренческих установок, результатом к-рого должно было стать духовное размежевание с Европой, призванное открыть для России и сопредельных стран, составляющих вместе Евразию, новый, свойственный только им путь духовного и общественно-политического развития.

История Е.

Впервые идеи Е. как четко выраженного направления мысли прозвучали публично 3 июня 1921 г. на заседании религиозно-философского кружка в Софии в докладах кн. Н. С. Трубецкого (1890-1938) и Г. В. Флоровского (1893-1979). В нач. авг. того же года вышел из печати сборник статей, озаглавленный «Исход к Востоку: Предчувствия и свершения» (Утверждение евразийцев; Кн. 1). По словам одного из авторов сборника, П. Н. Савицкого (1895-1968), статьи евразийского сборника резко отличались от подавляющего большинства совр. им произведений своим жизнеутверждающим тоном: связанные с революцией события в России авторы оценивали как решающий катаклизм всемирной истории, как нечто, открывающее «правду религиозных начал».

Основателями движения Е. и авторами сборника выступили 5 молодых рус. эмигрантов: кн. А. А. Ливен (1896-1949), впосл. священник, вдохновивший друзей на издание евразийского сборника, но ничего в нем не опубликовавший, лингвист и философ Н. С. Трубецкой, философ, богослов, историк культуры Г. Флоровский (впосл. священник), музыковед и публицист П. П. Сувчинский (1892-1985), географ и экономист Савицкий. Вскоре к ним присоединились историк лит-ры и лит. критик кн. Д. П. Святополк-Мирский (1890-1939), историк и философ Л. П. Карсавин (1882-1952), историк Г. В. Вернадский (1887-1973), правовед и философ Н. Н. Алексеев (1879-1964). Нек-рое время к евразийскому движению примыкали историк М. В. Шахматов (1888-1943), культуролог П. М. Бицилли (1879-1953) и др.

В своем развитии Е. прошло 3 этапа. 1-й - самый короткий, но самый плодотворный - продолжался до кон. 1923 - нач. 1924 г. В этот период основным предметом размышлений евразийцев являлось обоснование необходимости для России самобытного пути развития. Эта самобытность различным образом интерпретировалась ведущими представителями евразийского движения, поскольку уже при зарождении Е. его основоположники пытались согласовать по крайней мере 3 различные мировоззренческие установки: натурализм Савицкого, культуроцентризм Н. Трубецкого и христоцентризм Флоровского. Идеи каждого из участников движения оплодотворяли мысль остальных, позволяли почувствовать меру условности всякой формулировки и побуждали бережно относиться к общему духовному контексту мысли. В ранних евразийских произведениях трудно установить авторство отдельных идей, в то время как вызванная внешними причинами необходимость их жесткой систематизации и упрощения в итоге привела к нарушению взаимопонимания, а затем к расколу и деградации движения. Первоначальный успех Е. был обусловлен тем, что на раннем этапе существования движения евразийцы осознавали, что в России воспитанию масштабной личности и развитию страны может способствовать не политическая схоластика, а, по формулировке Флоровского, «Православие как путь творчества».

К сер. 20-х гг. происходит организационное оформление евразийского движения: к кон. 1924 г. на совещании в Вене был создан его руководящий орган - Высший евразийский совет во главе с Н. Трубецким, в совет также вошли руководители евразийских филиалов в др. странах: П. С. Арапов (Берлин), П. Н. Малевский-Малевич (Лондон, Нью-Йорк), Савицкий (Прага), В. А. Стороженко (Белград), Сувчинский (Париж). Вместе с тем основные идеи Е. стали подвергаться сомнению со стороны его основателей: в 1923 г. с Е. порывает Флоровский, открыто выразивший недовольство усилением политической составляющей движения (Блейн Э. Жизнеописание отца Георгия // Георгий Флоровский: Священнослужитель, богослов, философ / Пер. с англ. под ред. Ю. П. Сенокосова. М., 1995. С. 31). Внутри Е. начинается постепенное разделение на 2 основных направления - «правое» и «левое». К числу наиболее известных «правых» евразийцев принадлежали Алексеев, Я. А. Бромберг, Савицкий, Н. Трубецкой, К. А. Чхеидзе и др. Костяк «левой» группы составляли евразийцы «второго поколения»: Карсавин, Святополк-Мирский, Сувчинский, С. Я. Эфрон и др. Теоретические евразийские семинары «левых» проходили в мест. Кламар под Парижем, в связи с чем появилось их название - «кламарская группа»; возникший между «правыми» и «левыми» евразийцами раскол получил наименование «кламарский раскол» (см.: Макаров. 2006. С. 106).

После отхода в кон. 20-х гг. от активного участия в движении Н. Трубецкого место идейного вождя занял Карсавин, но и он позднее заявил о разрыве с Е. Наиболее очевидной причиной упадка евразийского движения явилась постепенно сформировавшаяся у нек-рых представителей Е. убежденность в том, что движению следует переориентировать свою деятельность с философско-культурологической на чисто пропагандистскую и ориентироваться на массового читателя, не обладающего высоким культурным уровнем. Тогда же евразийское движение стало объектом внимания ГПУ, к-рое сочло выгодным для советского режима широкое распространение евразийских идей, поскольку Е. было альтернативой идеям белой эмиграции, стремившейся реставрировать Российскую империю, и примирительно относилось к коммунистической власти. Так., евразиец Чхеидзе даже выражал надежду на то, что постепенно удастся преобразовать большевистскую партию в партию Е. Сотрудникам советской разведки удалось постепенно проникнуть в евразийские круги и убедить их лидеров, что внутри Советской России повсеместно организованы тайные евразийские орг-ции, к-рые нуждаются в идейном руководстве со стороны эмигрантов, вслед. чего деятельность движения стала предельно политизирована. В янв. - февр. 1927 г. Савицкому при участии ГПУ была организована «нелегальная» поездка в СССР для ознакомления с внутрироссийской ситуацией и новыми «евразийцами» - он до конца дней был убежден, что действительно встречался в СССР с представителями Е., тогда как в действительности это были агенты ГПУ (Макаров, М атвеева . 2007. С. 125). В 1924 г. евразийцы получили безвозмездно от брит. подданного Сполдинга крупную сумму денег, которая была направлена на формирование политической организации. Активность евразийцев возросла сразу по неск. направлениям: организовывались печатные издания, кружки, семинары; в 1927 г. была создана даже военная орг-ция евразийцев.

2-й этап завершился началом издания в нояб. 1928 г. в Париже газ. «Евразия», к-рая выходила 10 месяцев под редакцией «левых» евразийцев Сувчинского, Арапова, Эфрона, Карсавина, Малевского-Малевича, Святополк-Мирского и заняла откровенно просоветскую позицию, что вызвало раскол внутри Е. и утрату им влияния в эмигрантских кругах. Выпуск газеты повлек за собой выход из орг-ции ее идейного вдохновителя Н. Трубецкого, а также дискредитацию Е. в глазах эмигрантской общественности. Савицкий, Алексеев и Чхеидзе опубликовали протест против издания, к-рое претендовало на то, чтобы быть рупором Е., впосл. они добились прекращения финансирования газеты, что в окт. 1929 г. привело к ее закрытию. В 1928 г. с резкой критикой Е. в ж. «Современные записки» выступил Флоровский, обвинивший евразийцев в отходе от первоначально провозглашенных задач (Флоровский. 1928). В кон. того же года Высший евразийский совет распался. В янв. 1929 г. был образован Евразийский распорядительный комитет во главе с Савицким; в 1931 г. состоялся 1-й евразийский съезд, избравший Центральный Комитет евразийского движения под председательством Савицкого. В это время происходило также постепенное изменение качественного состава Е.- на смену «ученым» приходит эмигрантская молодежь. В сер. 30-х гг. сходит на нет деятельность «левых» евразийцев, многие из них возвратились в СССР, где, несмотря на их сочувственное отношение к советской власти, были подвергнуты репрессиям.

В 20-30-х гг. для распространения и пропаганды своих идей евразийцами было выпущено помимо 1-го сборника «Исход к Востоку» еще 6 с общим наименованием серии «Утверждение евразийцев»: Кн. 2 - «На путях» (Берлин, 1922); Кн. 3, 4, 5 - «Евразийский временник» (Берлин, 1923, 1925, П., 1927); Кн. 6 - «Евразийский сборник» (Прага, 1929); Кн. 7 - «Тридцатые годы» (П., 1937). С 1929 по 1937 г. выходили сборники статей под названием «Евразийские хроники» (Берлин, Прага, Париж), первые 5 сборников изданы в литографированном виде; выпускались также «Евразийские тетради» (П., 1934-1936. Вып. 1-6), «Евразиец» (Брюссель, 1929-1935. Вып. 1-25). В разное время евразийские кружки функционировали в Париже, Праге, Берлине, Брюсселе, на Балканах и в Прибалтике.

3-й и последний этап существования Е. завершился в 1939 г. в результате ввода в Чехословакию герм. войск. В этот период евразийская орг-ция сохранялась в основном усилиями Савицкого. Главным итогом деятельности евразийцев на этом этапе являются не столько время от времени возобновлявшиеся печатные издания, сколько их обширная переписка, в к-рой анализируются успехи и неудачи движения и раскрывается широкий интеллектуальный и духовный контекст, вне к-рого движение не может быть понято и по достоинству оценено.

Большое значение в истории рус. эмиграции имела общественнно-политическая деятельность нек-рых представителей Е., не связанная прямо с евразийскими идеями. В 1932 г. Савицкий принимал активное участие в организации Русского обороннического движения (РОД), основной задачей которого признавалась идеологическая и практическая помощь СССР ввиду военной угрозы со стороны Германии и Японии. В заявлении, поданном на имя И. В. Сталина 5 янв. 1947 г., Савицкий писал: «В ходе... выступления (в 1934 в Праге. - А. С. )... я заявил, что и лично готов взять винтовку в руки и с винтовкою в руках защищать рубежи Советского Союза от всякого враждебного на них покушения. Перед лицом опасности, которая грозила тогда нашему Отечеству... я призывал к твердому стоянию на обороннических позициях каждого верного своей Родине русского, в том числе и эмигрантов» (ЦА ФСБ России. Д. Р-39592. Л. 125). Непосредственное участие в деятельности обороннического движения принимали также евразийцы А. П. Антипов, Чхеидзе и Алексеев. Однако, несмотря на просоветскую деятельность в годы второй мировой войны, после ее окончания мн. евразийцы были подвергнуты репрессиям: в 1945 г. пражской опергруппой «Смерш» были арестованы 4 участника пражской евразийской группы: Антипов, Савицкий, Чхеидзе и И. С. Белецкий; они были депортированы в СССР и провели долгие годы в лагерях. Именно в мордов. лагере возникли первые контакты между Савицким и Л. Н. Гумилёвым, получившие продолжение в Чехословакии, куда Савицкий вернулся после освобождения в 1955 г. По свидетельству И. П. Савицкого, сына П. Савицкого, последний до конца оставался убежденным сторонником евразийских концепций, считал их своим наиболее весомым вкладом в науку и был уверен, что Е. является программой на будущее, к-рой суждено когда-нибудь быть реализованной.

В СССР интерес к Е. возродился в кон. 80-х гг. XX в., прежде всего благодаря публикациям и выступлениям Гумилёва (состоявшего в 60-х гг. в переписке с Савицким), к-рый называл себя «последним евразийцем» (см.: Гумилев Л. Н. Заметки последнего евразийца // Наше наследие. 1991. № 3. С. 19-34), а также благодаря открывшемуся доступу к архивным материалам по истории Е., собранным П. Савицким (ГАРФ. Ф. Р-5783. Фонд П. Н. Савицкого). Новый всплеск интереса к Е., приведший к образованию целого ряда неоевразийских движений, возникает в 90-х гг. вслед. распада СССР, став одной из форм поиска новой культурной, национальной и исторической идентичности в России и в ряде стран СНГ. При этом наибольший интерес у представителей неоевразийства вызывают геополитические идеи классического Е., тогда как религ. составляющая евразийского учения (и прежде всего признание Православия духовным центром рус. культуры и жизни) до сих пор не получила должного внимания и дальнейшего развития.

А. В. Соболев

Идейное содержание Е.

Имеет достаточно глубокие корни и восходит к рус. интеллектуальным движениям нач. XX в., а также к историческим и философским построениям представителей славянофильства (особенно раннего, в частности, прослеживается связь Е. с некоторыми идеями А. С. Хомякова), Н. Я. Данилевского , К. Н. Леонтьева , В. Ф. Эрна и В. О. Ключевского . В 1913 г. Г. Вернадский в результате занятий историей Московской Руси и исследований роли монг. завоевания в рус. истории пришел к выводам, совпадающим с основными положениями буд. Е. В 1920 г. Н. Трубецкой издал в Софии небольшую брошюру «Европа и человечество», в к-рой, по собственному признанию, высказал мысли, сложившиеся «уже более 10 лет тому назад» (Трубецкой Н. С. Европа и человечество // Он же. 2007. С. 81). Книга Трубецкого пронизана общим для буд. евразийцев антизападническим настроением. В частности, он отмечал внутренне присущую европ. культуре агрессивность, нашедшую оформление в идеологии европоцентризма. Подпадающие под влияние этой идеологии сопредельные культуры приобретают определенный «комплекс неполноценности» и ставят себе ложную задачу догнать Запад. Трубецкой указывал на пагубность для неевроп. народов процесса навязывания чуждой им европ. культуры, поскольку это лишает автохтонные культуры их творческого потенциала. Претензии культуры, развитой романо-германскими народами, на универсальность и «всечеловечность», по мнению Трубецкого, лишены всякого основания: «Европейская культура не есть культура человечества» (Там же. С. 87). Каждая культура представляет самостоятельную ценность и не может рассматриваться как низшая или высшая по отношению к другой. Поэтому правильная постановка задачи развития заключается не в погоне за якобы передовыми народами, а в самопознании, в наиболее полной реализации народом собственной культурной уникальности. Савицкий развивал зачатки евразийских взглядов в 1916 г. в связи с работами по оценке перспектив индустриального развития России.

Ключевые идеи Е. были эксплицитно выражены уже в сб. «Исход к Востоку». В предисловии к сборнику дана картина мировой катастрофы, более всего проявляющейся в духовной смерти Запада и разрушении прежней России. Выход из этой катастрофы, по мнению авторов сборника, возможен лишь на пути обращения к Востоку, в отличие от Запада сохранившему творческие силы и способному дать новый импульс к развитию культуры. Наряду с этим в предисловии вводится понятие «евразийцы»: «Русские люди и люди народов «Российского мира» не суть ни европейцы, ни азиаты. Сливаясь с родною и окружающей нас стихией культуры и жизни, мы не стыдимся признать себя - евразийцами» (Исход к Востоку. 1921. С. VII). Отличающиеся большим стилистическим и смысловым разнообразием статьи представляют собой разработку отдельных тем, близких тому или иному автору. В частности, Флоровский и Сувчинский сосредоточились на фундаментальной и широкой критике безнадежно рационалистичного, опустошенного войной и умирающего Запада, а также на анализе катастрофы рус. истории и общественного развития, приведшей к беспрецедентной жестокости коммунистической революции. Статьи Савицкого и Н. Трубецкого, напротив, имели скорее не ретроспективный, а перспективный характер, будучи посвящены теоретической разработке понятия «Евразия». В ст. «Миграция культуры» Савицкий выстроил теорию климатически-географического смещения мировых геополитических центров в исторической перспективе и попытался доказать, что культурное и политическое лидерство в мире с необходимостью должно перейти от Европы к территории европ. части России и Зап. Сибири; в ст. «Континент-Океан» он предложил оригинальную концепцию «континентальной экономики», созданную с учетом географического положения Евразии. Н. Трубецкой в ст. «Верхи и низы русской культуры» выделил особый евразийский культурный тип, сформировавшийся в результате интеграции слав. и туранской культуры и резко отличающийся по своим основным чертам от европейского; в ст. «Об истинном и ложном национализме» он подверг критике различные формы неверного националистического сознания и задал основные характеристики необходимого для построения и сохранения евразийской культуры «истинного национализма», к-рый должен быть всецело основан на самопознании народа и следствием которого является перестройка национальной культуры в духе самобытности. Программные работы Савицкого и Н. Трубецкого по сути определили 2 основных вектора дальнейшего развития евразийских идей: геополитический и историко-культурный (ср.: Riasanovsky . 1967. P. 61). В последующих сочинениях обозначенные в 1-м сборнике проблемы разрабатывались евразийскими авторами более подробно, постепенно сложившись в поддающуюся реконструкции систему взглядов.

Географические исследования

Савицкого являлись важнейшей составляющей научного базиса евразийской теории. По утверждению Савицкого, Евразия представляет собой замкнутый и самодостаточный «географический мир», «Срединный материк», единство к-рого не нарушается Уральскими горами. Собственно территорию Евразии составляют 3 равнины: Восточно-Европейская («Беломорско-Кавказская»), Западно-Сибирская и Туркестанская (см.: Вернадский. 2000. С. 23). Для доказательства географического единства Евразии Савицкий разработал теорию горизонтальных географических и климатических зон. Он выделял 4 подобные зоны: пустыню, степь, лес и тундру, формирующие как бы вытянутые по линии «восток-запад» полосы. Сферическое устройство Земли делает юж. полосы более обширными, чем северные. В свою очередь крупные географические зоны подразделяются на более мелкие, каждая из к-рых характеризуется особым сочетанием растительности и почвы. Чтобы объяснить географическую самодостаточность Евразии, Савицкий разработал теорию «географической симметрии юг-север». По его мнению, тундра на севере симметрично соотносится с пустыней на юге, болота и леса - со степью и т. д. Сердцевиной этой симметрии является степь: по мысли евразийцев, кто владеет степью, тот владеет Евразией. Взаимная упорядоченность природных зон делает Евразию «замкнутым единством» и позволяет ей определенным образом влиять на культурное формирование населяющих ее народов. Для указания на подобное влияние Савицкий ввел термин «месторазвитие». Это выражение должно было указывать на то, что природная окружающая среда не только претерпевает нек-рые изменения в результате деятельности людей, но и сама определенным образом влияет на формирование культурной и общественной жизни населяющих ее народов. По утверждению Савицкого, месторазвитие является более важным фактором формирования культуры, чем генетический фактор происхождения ее носителей. Месторазвитие формирует расу, к-рая затем в соответствии с этим влиянием создает для себя стабильную культурную среду, постепенно складывающуюся в особый культурный тип. Т. о., согласно Савицкому, евразийский культурный тип (добавленный Савицким к традиц. 10 культурным типам Данилевского) имеет корни в Евразии как в среде обитания принадлежащих к нему народов, а потому может должным образом развивать свой творческий потенциал, лишь реализовывая возможности, заложенные в особенностях его месторазвития (Савицкий. 1927. С. 30, 32-39, 47, 50-57).

Культурно-лингвистическое обоснование Е.

подробно было проведено в работах Н. Трубецкого. Согласно Трубецкому, понятие «индивидуальность» применимо не только к личности, но также и к народу. Чувство национальной принадлежности, объединяющее людей в единый народ, позволяет описывать народы как многоличностные индивидуальности. В свою очередь Евразия, будучи населена мн. этнически отличающимися друг от друга народами, к-рых объединяет чувство принадлежности к общему географическому и культурному пространству, может быть определена как многонациональная индивидуальность (Трубецкой . 1924. С. 4), население к-рой есть одна «многонародная нация» (Он же. Общеевразийский национализм // Евразийская хроника. П., 1927. Вып. 9. С. 28), скрепленная единой культурой. Именно укорененная в национальном самосознании культура, согласно евразийцам, определяет «лицо» народа и перспективы его развития. Исходя из таких представлений, Флоровский был готов определить «тот отправной пункт, из которого развивается вся система утверждений» евразийцев как «примат культуры над общественностью», т. е. над политическими и социальными реалиями (см.: Флоровский Г. П. Письмо к П. Б. Струве об евразийстве // РМ. 1922. Кн. 1/2. С. 267-274).

Общее понимание евразийцами термина «культура» и их отношение к разнообразным учениям о «культурном прогрессе» выразил Савицкий: «Евразийцы примыкают к тем мыслителям, которые отрицают существование универсального прогресса. Это определяется... концепцией «культуры». Если линия эволюции разно пролегает в разных областях, то не может быть и нет общего восходящего движения, нет постепенного общего совершенствования: та или иная культурная среда... совершенствующаяся в одном и с одной точки зрения - нередко упадает в другом и с другой точки зрения. Это положение приложимо, в частности, к «европейской» культурной среде: свое научное и техническое совершенство она купила, с точки зрения евразийцев, идеологическим и более всего религиозным оскудением» (Савицкий П. Н. Евразийство // Евразийский временник. 1925. Кн. 4. С. 13-14). Исходя из такого понимания «культуры», сторонники Е. признавали равноценность культур различных народов, указывая на то, что романо-герм. культура Запада не может и не должна считаться мерой уровня «цивилизованности» др. народов (ср.: Трубецкой. 1920. С. 6, 13). Отвергая стремление привести все культуры к «общему знаменателю» универсальной европ. культуры, евразийцы считали, что особенности и оригинальность к.-л. отдельной культуры лишь повышают ее значимость.

По мнению Н. Трубецкого, возникновение и развитие особой рус. культуры связано с взаимопроникновением 2 культурно-этнических общностей: славянства и туранского Востока (т. е. народов урало-алтайской группы: угро-финнов, тюрков, монголов и др.), более того, связи вост. славян с азиат. народами были гораздо более важными для формирования рус. культуры, чем их связи с зап. славянами. В подтверждение этого тезиса Н. Трубецкой приводил элементы исконной славяно-туранской культуры, сохранившиеся у рус. «низов»: оригинальное ритмическое строение народной музыки и танца, туранские элементы в прикладном народном творчестве, особые черты характера (прежде всего «удаль», безрассудная отвага), несвойственные зап. славянам и непонятные народам Запада. Согласно евразийцам, на рус. культуру последовательно влияли Юг, Восток и Запад. Определяющее влияние на формирование рус. культуры оказало восприятие Православия от Византии (Юг): «Византийское наследство вооружило русский народ нужным для создания мировой державы строем идей» (Вернадский. 2000. С. 33). Однако унаследованный от Византии потенциал правосл. государствообразующей культуры остался бы нереализованным, если бы не влияние Востока, ставшее следствием монг. завоевания рус. земель. Именно «сплав» этих 2 влияний создал особый культурный тип, вплоть до XVIII в. успешно противостоявший попыткам Запада ассимилировать его. Нарушение внутреннего культурного единства народа евразийцы считали главной причиной, приведшей к плачевному состоянию совр. им России; выход из этого кризиса возможен только один - воссоздание самобытной культуры на основе визант. веры и туранской государственности.

Особую культурную миссию России-Евразии евразийцы видели в преодолении противоречий и несогласий между локальными культурами Востока и Запада, в ее объединительном потенциале: «Только в той мере, в какой Россия-Евразия выполняет свое призвание, может превращаться и превращается в органическое целое вся совокупность разнообразных культур Старого Материка, снимается противоречие между Востоком и Западом» (Савицкий П. Н. Географические и геополитические основы евразийства // Он же. 1997. С. 297). Подлинное единство Евразии - культурное, поэтому «задачи объединения суть задачи культурного творчества» (Там же). По мысли Вернадского, «сила русской стихии в евразийском мире не может держаться на внешнем принуждении и регламентации внешних рамок. Сила эта в свободном культурном творчестве» (Вернадский. 2000. С. 262). Это творчество должно играть объединительную и примирительную роль: «В лице русской культуры в центре Старого Света выросла к объединительной и примирительной роли новая самостоятельная сила. Разрешить свою задачу она может лишь во взаимодействии с культурами окружающих народов. В этом плане культуры Востока столь же важны для нее, как и культуры Запада. В подобной обращенности одновременно и равномерно к Востоку и Западу - особенность русской культуры и геополитики» (Савицкий П. Н. Географические и геополитические основы евразийства // Он же. 1997. С. 297).

Н. Трубецкой для обоснования культурологических идей использовал также собственные разработки по фонологии и компаративной лингвистике, утверждая, что в рамках праиндоевроп. языка праслав. диалект был ближе к праиранскому (т. е. к туранскому), чем к зап. диалектам. Примыкавший некоторое время к евразийцам Р. О. Якобсон (1896-1982), исследуя географическое распределение языков, пришел к выводу, что существуют не только «языковые семьи», но и особые «языковые общности», какой и является Евразия. Это подтверждается тем фактом, что евразийские языки имеют определенные черты сходства, отсутствующие у др. языков Европы и Азии, пусть даже родственных им по др. признакам (см.: Якобсон . О фонологических языковых союзах. 1931).

Экономическое учение Е.

развил Савицкий, исходя из географических и культурологических предпосылок. В соответствии с его разработками экономическая модель развития крупных континентальных гос-в отличается от модели, применимой к странам, имеющим свободный выход к морям (или океанам) или окруженным ими. Для экономического развития континентальных стран важнейшим является не развитие внешней морской торговли, а наращивание экономических взаимосвязей между соседствующими континентальными регионами: «В осознании «континентальности» и в приспособлении к ней - экономическое будущее России» (Савицкий П. Н. Континент-Океан // Исход к Востоку. 1921. С. 125). Считая континентальные гос-ва самодостаточными в экономическом смысле, Савицкий полагал, что их экономическое развитие должно быть направлено не вовне, а внутрь: в частности, наиболее важным фактором развития рус. экономики он признавал не торговлю с отдаленными странами, а развитие собственной промышленности и сельского хозяйства, создание внутренних замкнутых экономических циклов. Для этого Савицкий считал необходимым создание децентрализованной промышленности, сконцентрированной не в одной, а во мн. равноудаленных промышленных зонах, что помимо решения основной задачи - освоения природных богатств территории - могло бы также оказать положительное влияние на развитие отдаленных областей России (Савицкий. 1932. С. 11, 93, 168). Затрагивая вопрос о форме собственности, Савицкий отмечал, что наиболее подходящим для Евразии было бы сочетание гос. и частной собственности. Частная собственность, согласно Савицкому, является оплотом любого хозяйства, поэтому «не марксова экспроприация, но «хозяйское ценение хозяйства» есть... основной факт экономической сферы» (ГАРФ. Т. 5783. Оп. 1. Д. 357. Л. 38). Вместе с тем гос. регулирование и финансирование всегда будут необходимы для координации между удаленными регионами страны, равно как и для различных хозяйственных проектов, требующих долгого времени и больших ресурсов для их осуществления (напр., дорожного строительства) (Савицкий П. Н. К вопросу о государственном и частном начале промышленности // Евразийский временник. 1927. Кн. 5. С. 285-308). Савицкий отмечал положительное значение проводимого советским правительством курса на индустриализацию для экономического развития России, а также важность и полезность «внутренне-организующих черт» СССР, однако считал, что, если бы подобные процессы происходили без участия большевиков, они оказались бы куда менее болезненными и тягостными для страны.

Исторические построения

идейно связанные с Е., разрабатывались гл. обр. Г. Вернадским. По его утверждению, история является самопроизвольно разворачивающимся процессом: «Исторический процесс стихиен: в основе своей он приводится в движение глубоко заложенными в нем силами, не зависящими от пожеланий и вкусов отдельных людей» (Вернадский. 2000. С. 21). Ход этого процесса определяется 2 факторами: психологическим и физическим воздействием определенного народа на географическую среду обитания и обратным воздействием среды обитания на формирование народа: «Каждая народность оказывает психическое и физическое давление на окружающую этническую и географическую среду. Создание народом государства и усвоение им территории зависит от силы этого давления и от силы того сопротивления, которое это давление встречает. Русский народ занял свое место в истории благодаря тому, что оказывавшееся им историческое давление было способно освоить это место» (Там же. С. 22). Поскольку рус. месторазвитие состоит гл. обр. из степных и лесных природных зон, взаимодействие между ними и определило особый ход рус. истории.

Одним из важнейших элементов евразийской исторической концепции была также идея «ритмов истории» или «периодической ритмичности государственно-образующего процесса». Согласно Вернадскому, процесс образования гос-в на евразийских территориях обусловливается последовательно сменяющими друг друга стадиями унификации и дезинтеграции: крупные гос. образования (Скифская держава, Гуннская империя, Монгольская империя, Российская империя и СССР) распадаются на мелкие гос-ва, к-рые затем вновь объединяются.

Наряду с цикличностью особое внимание евразийцы уделяли преемственности типологически общих сквозных структурных компонентов в истории Евразии - «исключительно крепкой государственности», «сильной и жесткой правительственной власти», «военной империи», обладающей достаточно гибкой социальной организацией, авторитаризма, опирающегося на почву и потому не отрывающегося от своего народа. В тех случаях, когда к.-л. из перечисленных принципов нарушался, единая евразийская государственность подвергалась угрозе распада (удельные усобицы, смутное время, канун революции и т. д.). С внутренней стороны для сохранения такого единства евразийцы считали необходимым наличие у народа единого, целостного и органичного миросозерцания, к-рое представляло бы собой осознание народом своего месторазвития как исторической и органической целостности.

Рассматривая процесс формирования рус. государственности, евразийцы подчеркивали 2 важнейших фактора, определившие ход рус. истории: заимствование из Византии правосл. культуры и формирование гос. структуры, обусловленное монг. игом. Последнее неизменно получало положительную оценку в трудах евразийцев: согласно Савицкому, «без «татарщины» не было бы России» (Савицкий. 1922. С. 342). По утверждению евразийцев, татары оказались «нейтральной» культурной средой: они не замутили «чистоты русского национального творчества», но сыграли важнейшую положительную роль, поскольку «они дали России свойство организовываться военно, создавать государственно-принудительный центр, достигать устойчивости» (Там же. С. 343-344). В этой связи Вернадский указывал на пример св. блгв. кн. Александра Невского, к-рый, с одной стороны, оказывал жестокое сопротивление герм. и швед. рыцарям, несшим с собой зап. (католич.) культуру, а с др. стороны - призывал к поиску компромиссов в отношениях с монголо-татар. завоевателями, религ. политика к-рых отличалась терпимостью и индифферентностью к локальным религ. взглядам: «Глубоким и гениальным наследственным историческим чутьем Александр понял, что в его историческую эпоху основная опасность для Православия и своеобразия русской культуры грозит с Запада, а не с Востока, от латинства, а не от монгольства. Монгольство несло рабство телу, но не душе. Латинство грозило исказить самое душу» (см.: Вернадский Г. В. Два подвига Святого Александра Невского // Евразийский временник. 1925. Кн. 4. С. 318-337). Вернадский полагал, что проявлявшееся в подобной политике гос. мышление Александра Невского было направлено на то, чтобы укрепить культурную укорененность рус. народа в Православии, восприняв при этом от татар то, что те могли дать в области гос. строительства: «Александр видел в монголах дружественную в культурном отношении силу, которая могла помочь ему сохранить и утвердить русскую культурную самобытность от латинского Запада» (Там же). Согласно Н. Трубецкому, под видом усвоения визант. гос. идей на самом деле усваивалась монг. идея государственности, так что по сути никакого свержения монг. ига не было, а имело место «не обособление России от власти Орды, а распространение власти хана московским царем с перенесением ханской ставки в Москву» (Трубецкой Н. С. Наследие Чингисхана: Взгляд на рус. историю не с Запада, а с Востока // Он же. 2007. С. 315). Т. о., по общему мнению евразийцев, Московское царство заступило место монголов и приняло на себя их культурно-политическое наследие. Именно творческое восприятие опыта гос. строительства монголов, помещенное на почву рус. Православия, позволило создать устойчивое и культурно монолитное Московское царство, где в силу общности религ. начал не существовало культурно-мировоззренческих различий между «верхами» и «низами».

Разделение «верхов» и «низов» евразийцы связывали с др. переломным моментом рус. истории - эпохой петровских реформ, к-рым Е. давало резко негативную оценку. Ориентация имп. Петра I на стремительное переустройство России по европ. образцам привела к краху национально-мировоззренческого единства рус. народа: Церковь постепенно превращалась из живого организма в один из органов гос. аппарата, между «верхами» и «низами» образовывалась культурная, а впосл. и религ. пропасть (обусловленная отходом высшей части общества от правосл. религ. ценностей), рус. имперская политика становилась антинациональной и нехрист., происходило вовлечение России в чуждую ее интересам европ. политику, следствием к-рого оказалась, в частности, приведшая к окончательному краху гос. системы первая мировая война. По мысли евразийцев, неверный курс внешней политики (нацеленность на интеграцию в Европу) и пагубное расслоение общества внутри России закономерно привели к глубокому кризису всей общественно-политической жизни страны, который мог разрешиться лишь революционным путем.

Общественно-политические концепции Е.

находились в тесной связи с их историческими воззрениями и представляли собой определенное проецирование этих воззрений на совр. им ситуацию. Оценивая совершившуюся рус. революцию, евразийцы признавали ее закономерность и неизбежность: революция была попыткой народа отбросить чуждую культуру, навязанную ему в результате провозглашенного Петром Великим курса на европеизацию России. Поспешная европеизация расколола основывавшееся на религиозно-национальной традиции и необходимое для гармоничного существования и развития любого гос-ва единство «верхов» и «низов» общества - народ оставался верен традиц. религ. культуре, в то время как высшие классы все более отдалялись от народа и его культуры, стремясь стать настоящими «европейцами». По мнению Сувчинского, подобные процессы привели к разделению образованных и правящих слоев общества на 2 класса, одинаково находившиеся под влиянием зап. идей: бюрократию и интеллигенцию. Бюрократия (правящие круги) пыталась воплотить в жизнь зап. идею идеальной гос. машины, интеллигенция стремилась осуществить зап. идеалы либерализма и социализма; согласно Н. Трубецкому, «для одних дороже всего была Россия как великая европейская держава... для других дороже всего были «прогрессивные» идеи европейской цивилизации» (Трубецкой Н. С. Мы и другие // Он же. 2007. С. 481-482). Однако искусственность и неорганичность для рус. культуры обеих идей привели к возрастанию культурного разрыва в обществе, повышению социальной напряженности и в конечном счете - к революции. Т. о., виновными в революции были и интеллигенция, и «правящие слои».

Пытаясь понять значение совершившейся революции, сторонники Е. находили в ней как положительные, так и отрицательные моменты. Согласно евразийцам, в революционных потрясениях выявились глубинные стихийные силы рус. народа и наметился путь самобытного развития России, в качестве важных составляющих к-рого евразийцами рассматривались нек-рые явления советской действительности: изоляция от Запада, активное взаимодействие с азиат. народами, укрепление чувства мирового призвания России, гибель индивидуализма и торжество коллективистских идеалов, приход к власти «людей из народа». Главную негативную черту большевистского режима представители Е. видели в полном попрании им религ. идеалов, в сознательном уничтожении всего пласта религ. культуры народа. Негативно оценивались в Е. также жестокие формы советского политического деспотизма, отсутствие терпимости к инакомыслящим, моральное и физическое уничтожение несогласных.

Сторонники Е. неизменно отвергали предъявляемые их оппонентами упреки в том, что они «оправдывают» или «приемлют» революцию, указывая на то, что они «не то что «приемлют», а учитывают революцию», и вместе с тем пытаются найти ее исторические корни, поскольку, по словам Флоровского, «сводить всю революцию на злоумышления партийных коммунистов это значит, во-первых, отказываться от ее объяснения... а во-вторых - избавлять себя от необходимости творческой и духовной борьбы с нею» (Флоровский . 1926. С. 132). По мысли евразийцев, власть большевиков, будучи тяжелым испытанием для народа, тем не менее принесла определенную пользу: «Большевики во многом работают на своих противников... потому что многие их мероприятия... приводят к итогам, прямо обратным их умыслу» (Там же. С. 133). Показательным примером этого Флоровский считал гонения на правосл. Церковь: задуманные для ее уничтожения, они в действительности послужили тому, «что в горниле мученичества просветлела русская душа и закалилась русская вера», так что «в СССР русская Церковь процвела, как жезл Ааронов, вряд ли не больше, чем в Петербургской России» (Там же). Т. о., говоря собственными словами евразийцев, они были готовы смириться «перед революцией как перед стихийной силой», простить «все бедствия разгула ее неудержимых сил», но неизменно указывали на необходимость предать проклятию «сознательно злую ее волю, дерзновенно и кощунственно восставшую на Бога и Церковь» ([Трубецкой Н. С. Предисл. к сб.] // Исход к Востоку. 1997. С. 50).

Несмотря на признание отдельных положительных моментов большевистского правления, евразийцы считали, что в целом его бездуховность пагубна для России, и потому призывали к вполне конкретным (как теоретическим, так и практическим) шагам по изменению внутрироссийской политической ситуации: «Россию... надо освобождать, завоевывать и отбивать в духе» (Флоровский. 1926. С. 133). В связи с этим мн. последователями Е. разрабатывались различные программы предполагаемого «постбольшевистского» устройства общественно-политической жизни.

Примыкавший к Е. историк М. Шахматов, занимаясь развитием рус. идеи государственности, пришел к выводу, что идеалом политического устройства в рус. культуре является «государство правды», а не западноевроп. «государство закона», «правовое государство». Персонификацией рус. идеала гос-ва был правосл. царь, важнейшим моментом деятельности к-рого Шахматов считал не обеспечение материального благополучия народа, а заботу о его духовном спасении (Шахматов М. Подвиг власти: Опыт по истории гос. идеалов России // Евразийский временник. 1923. Кн. 3. С. 56). Исходя из подобной идеализации, евразийцы предлагали ряд элементов надлежащего гос. устройства России. В соответствии с программой 1925 г., озаглавленной «Что надо сделать?», новое рус. гос-во должно быть правосл. царством, причем царь должен быть избран, а в дальнейшем сам предлагать себе преемника. В правлении царь должен опираться на особый класс «избранных правителей», реализующих «демотический» характер власти (в отличие от демократической такая власть не должна избираться всенародно, однако должна быть ориентирована на заботу о народном благе). Будучи главой «избранных правителей», царь призван заботиться о процветании Православия как государствообразующей идеи и следить за соблюдением демотического принципа правления.

Наиболее значимую роль в разработке политических концепций Е. и политизации движения сыграл Карсавин. Так, идея Н. Трубецкого о народе как индивидуальности получила политическое преломление в разработанной Карсавиным концепции «соборной» или «симфонической» личности. Критикуя понятие формального закона из-за его лишенности творческой моральной силы, Карсавин на первое место ставил идею соборности, к-рая предполагает тесное внутреннее (а не только внешнее) единство соединенных общим мировоззрением людей, подлинное народное единство. Всякое проявление индивидуальности и эгоистичное самовыражение человека противоречат такой идее соборности и нарушают ее, а потому должны быть максимально редуцированы. Личность может рассматриваться лишь во множественности, как входящая в целостную иерархию более сложных симфонических личностей - социальных групп, народов, культур. Высшей формой соборности и ее идеалом является Церковь как «особая и высшая симфоническая личность».

Надлежащее соотношение между «общим» и «индивидуальным» в общественной жизни должно поддерживаться специальным классом избранных руководителей, к-рый евразийцы называли «правящий отбор» или «правящий слой» (позднее этот же термин использовал Л. Гумилёв), он «идейно-культурно» и «политически» руководит народом (ср.: Сувчинский П. П. О ликвидации и наследии социализма // Евразийская хроника. П., 1927. Вып. 7. С. 14). Алексеев для обозначения того же класса руководителей гос-ва ввел термин «государственные слуги», указывая, что зап. система политических партий неприменима для Евразии и должна быть замещена представлением об особом классе людей, «служащих интересам народа» (Алексеев Н. Н. На путях к будущей России: Советский строй и его политические возможности. П., . С. 70-75).

Крайне важной в евразийской общественно-политической мысли была разрабатывавшаяся Трубецким, Алексеевым и Карсавиным идея «идеократии», обобщавшая суть политических теорий Е. Под «идеократией» Алексеев предлагал понимать социальный и гос. строй, в основе к-рого лежит единая и единственная гос. идея. Такой идеей евразийцы считали идею правосл. государственности: по их утверждению, национальная идея России должна слиться с идеей Православия. Такая «идея-правительница» (т. е. господствующая идеология) призвана создать общество, достойное этой идеи, т. е. гос-во идеократического типа, по своим характерным чертам очень сходное со средневек. теократией. По мнению Алексеева, на смену классовым орг-циям (существовавшим в СССР) должны прийти орг-ции «государственно-идеологические, внеклассовые и надклассовые», политические партии старого парламентского типа должны уступить место новым орг-циям корпоративного, профессионального или территориального характера.

Внешняя схожесть концепции «идеократии» с аналогичными европ. концепциями, использовавшимися идеологами фашизма, заставляла мн. мыслителей рус. эмиграции предупреждать об опасности вырождения Е. в фашистскую идеологию. Евразийцы отвечали на подобные обвинения указанием на то, что итал. и герм. фашизм, как и рус. коммунизм, представляют собой извращенную форму идеократии, поскольку для этого принципа общественного устройства определяющим является то, какая именно идея правит обществом. Вместе с тем реальные результаты «идеократических» гос. экспериментов в Италии, Германии и СССР оттолкнули большую часть евразийских теоретиков, в т. ч. Н. Трубецкого и Алексеева, от прямолинейных авторитарных конструкций, которых они придерживались в 20-х гг. Н. Трубецкой в переписке прямо указывал на то, что признает ошибочность концепции «идеократии», поскольку ее практическая реализация приводит к укреплению очередного тоталитарного режима, и в качестве альтернативного пути указывал на необходимость внутреннего творческого преображения культуры об-ва на основе религ. ценностей.

Е. и Православие.

Религиозно-мировоззренческие построения сторонников Е. отличались значительным концептуальным разнообразием. Однако несомненно общим для всех участников движения на различных этапах его развития было признание Православия единственной религ. силой, способной стать основой самобытной культуры России и шире - Евразии.

Принятие Православия Русью в X в. рассматривалось евразийцами как «решающее событие русской истории» (Вернадский. 2000. С. 36). Согласно Вернадскому, «с тех пор до XVIII века по крайней мере, а в значительной степени и до наших дней, Православная Церковь остается главным распорядителем духовной жизни русского народа» (Там же). Однако начиная с XVIII в. религ. сознание народа дает трещину под напором Запада: «протестантизма и протестантских сект, деятельности иезуитов... а позже и прямой пропаганды атеизма». Высшего напряжения кризис духовно-религ. жизни России достигает в XX в., причем этот кризис «может закончиться или смертью, или возрождением» (Там же. С. 37). По убеждению сторонников Е., правда, к-рую Россия «раскрывает своей революцией», есть «отвержение социализма и утверждение Церкви» ([Трубецкой Н. С. Предисл. к сб.] // Исход к Востоку. 1997. С. 50). Евразийцы верили, что, несмотря на внешнее плачевное положение Русской Церкви, внутренне она возрождается: «Мы видим, что Церковь оживает в новой силе благодати, вновь обретает пророческий язык мудрости и вдохновения. «Эпоха науки» вновь сменяется «эпохой веры» - не в смысле уничтожения науки, но в смысле признания бессилия и кощунственности попыток разрешить научными средствами основные, конечные проблемы существования» (Там же. С. 51). По словам Н. Трубецкого, именно Православие призвано сыграть определяющую роль в возрождении и формировании национальной рус. (евразийской) культуры: «Православие сообразно со свойствами нашей национальной психики должно занять в нашей культуре первенствующее положение, влияя на многие стороны русской жизни» (Трубецкой Н. С. Верхи и низы русской культуры // Он же. 2007. С. 196). Вместе с тем религ. идея оказывается у Трубецкого лишь частью более широкой культурной идеи: по его утверждению, «необходимо, чтобы русская культура не исчерпывалась восточным Православием» (Там же. С. 197). Православие должно стать основой культуры, но помимо него в культуру должны быть включены и духовные элементы «иноверного туранского Востока», именно благодаря к-рым «разнородные» племена исторически сплотились «в одно культурное целое» (Там же). Т. о., Е., по-видимому, предполагало некий культурный синтез, возвышающийся над очевидными религ. разногласиями между Православием и иными религиями, и потому справедливо подвергалось упрекам в возвышении идеологии над собственно религией.

Ориентируясь на общую линию размежевания с культурой Запада, в области религ. концепций евразийцы также исходили из жесткого противопоставления Православия (Восток) и католичества (Запад). По мысли евразийцев, католичество является духовной основой романской культуры, центральная религ. идея к-рой - мысль о «преступлении» и «Боге-Судии»: «На Востоке крепче верили в Христа-Спасителя, Христа-Искупителя; на Западе Христос являлся воображению прежде всего как грозный Судия. Здесь больше боялись загробного возмездия, нежели веровали в прощение грехов» (Бицилли П. М. Католичество и Римская Церковь // Россия и латинство. 1923. С. 65). Главный недостаток католичества евразийцы видели в его обмирщении, в стремлении добиться максимально возможной земной власти, а также в рационалистическом понимании духовных явлений, ставшем причиной кризиса всего европ. мировоззрения. В отличие от католичества Православие стремится возвести человека от земли на небо, и потому, по словам Сувчинского, «Православие утверждается по вертикали - вглубь и ввысь, католичество - в горизонтальной плоскости, которую они пытаются безгранично себе подчинить» (Сувчинский П. П . Страсти и опасность // Там же. С. 28-29). Давая общую оценку зап. христианству, Савицкий максималистски признавал его полным искажением истины: «Обращающиеся в латинство... идут от Истины полной к извращению истины, от Церкви Христовой к сообществу, предавшему начала церковные в жертву человеческой гордыне» (Савицкий П. Н. Россия и латинство // Там же. С. 11).

Г. Флоровский прямо связывал рационализм католич. Церкви с иудейским законничеством: «...религиозная стихия иудаизма обнаруживает свое сродство со столь же законническим духом римского католицизма, претворившим евангельское благовестие в теологическую систему» (Флоровский. Хитрость разума. 2002. С. 57). Духовное освобождение из оков рационализма, по мысли Флоровского, возможно лишь на путях последовательного размежевания с «европейской традицией». В связи с этим Флоровский указывал на глубоко национальный характер рус. Православия, на взаимное влияние правосл. духовных ценностей и творческого духа рус. народа, результатами к-рого стал небывалый духовный расцвет Московской Руси, а также появление особых очагов правосл. духовного и молитвенного творчества (отличающихся от центров светской и «бытовой» культуры), благодаря к-рым действительно можно было говорить о «Святой Руси»: «Через века и пространства безошибочно осязается единство творческой стихии. И точки ее сгущения почти никогда не совпадают с центрами быта. Не в Петербурге, не в древле-стольном Киеве, не в Новгороде, не даже в «матушке» Москве, а в уединенных русских обителях, у преподобного Сергия, у Варлаамия Хутынского, у Кирилла Белозерского, в Сарове, в Дивееве чувствуется напряжение русского народного и православного духа» (Флоровский Г. В. О народах неисторических: Страна отцов и страна детей // Исход к Востоку. 1997. С. 168).

Сходные взгляды в отношении фундаментального различия вост. и зап. христианства развивал и Н. Трубецкой, утверждавший, что христианство, будучи насаждено в разнообразных культурных средах, дало разные результаты. Романо-герм. цивилизация вызвала к жизни идею «братства всех народов», к-рая может быть реализована лишь высокой ценой утраты ими своей культурной идентичности. Напротив, рус. Православие всегда было терпимо к др. культурам и вслед. этого обладает большей способностью к распространению, к миссии среди нехрист. народов. Воспринимая в себя народную культуру, оно как бы изнутри делает ее подлинно христианской, не лишая самобытности и оригинальности.

Несмотря на подобные теоретические построения, одним из наиболее серьезных камней преткновения для евразийских теорий оказалась именно проблема христ. миссии и христианизации народов евразийского Востока. Если в статье 1922 г. «Религии Индии и христианство» Трубецкой утверждал, что «с точки зрения христианской вся история религиозного развития Индии проходит под знаком непрерывного владычества сатаны» (Трубецкой Н. С. 2007. С. 400-401), то позднее под влиянием идеологических и тактических соображений (необходимость обосновать единство поликонфессиональной Евразии) отношение евразийцев к различным религиям Востока стало более благожелательным. В евразийском манифесте 1926 г. язычество, буддизм и мусульманство кочевых народов Евразии интерпретировались уже как «потенциальное Православие»: «Язычество есть потенциальное Православие... если мы сосредоточиваемся на язычестве, этнографически и географически близком России и частью входящем в ее состав, мы легко обнаружим особо близкое родство первичного религиозного уклада именно с русским Православием» (Евразийство: Опыт систематического изложения // Пути Евразии: Рус. интеллигенция и судьбы России: [Сб. ст.]. М., 1992. С. 363-365). В буддийском учении о бодхисаттвах евразийцы готовы были видеть «предчувствие идеи Богочеловечества», а в религ. идеале ислама - верное понимание необходимости преображающей деятельности человека в мире (Там же). Евразийцы утверждали, что религиозно-культурный мир Востока тяготеет к рус. Православию как к своему центру. В то же время они пытались учесть выдвигаемое их оппонентами указание на сравнительно небольшой успех предшествующей христ. миссии среди народов Востока, на бесспорное «противление истине» среди язычников и заявляли, что обращение «извне» и «принудительно» противно самому духу Православия. Поэтому историческая миссия русского Православия, по мнению евразийцев, должна состоять в обеспечении самораскрытия правосл. сути иноверных исповеданий евразийских народов, в помощи им в их естественном саморазвитии до Православия, а не во внешней миссионерской деятельности. Концепция «потенциального Православия» получила резко негативную оценку правосл. мыслителей: Флоровский называл ее «соблазнительной и лживой теорией», «розовой сказкой о язычестве» (Флоровский Г. В. Евразийский соблазн // Трубецкой. 2007. С. 67). При всем стремлении связать гос. и культурный идеал Е. с правосл. верой евразийцам не удалось найти убедительное решение вопросов о том, насколько желательно и возможно обращение всех народов Евразии в Православие и каким образом православное единство может быть совмещено с различием культур евразийских народов, обусловливаемым в т. ч. и различием их религ. воззрений.

Критическая оценка Е.

Евразийские идеи и концепции со времени их появления подвергались непрестанной критике в среде рус. эмиграции. С одной стороны, практическое признание евразийцами большевизма как свершившегося факта рус. истории, а с др.- приверженность участников движения идеалам правосл. государственности и их явная «антизападность» привели к тому, что евразийское движение оказалось как бы посередине политического спектра и вслед. этого получало полемические удары со всех сторон.

Струве П. Б. Прошлое, настоящее, будущее // РМ. 1922. Кн. 1/2. С. 229). Известный политический деятель В. В. Шульгин указывал на то, что петровский поворот к Западу не был (как утверждали евразийцы) просто прихотью, но был востребован самой историей, став ответом России на военную угрозу со стороны Запада. Прот. Сергий Булгаков увидел в Е. возвращение к презираемому им народничеству и прагматический подход к религии, метко названный им «православизм».

Нек-рые положения Е. были подвергнуты серьезной критике Н. А. Бердяевым . В письме от 21 апр. 1924 г. Сувчинскому Бердяев указывал, что Е. присущи определенные сектантские черты, поскольку оно отказывается от «вселенской идеи» ради «воссоздания православного русского быта», т. е. замкнутости в национальной культуре (см.: Колеров М. А. Братство Святой Софии: «Веховцы» и «евразийцы» (1921-1925 гг.) // ВФ. 1994. № 10. С. 155-156). В ответе Сувчинский писал, что понятие «сектантство» не в меньшей степени можно применить к самой рус. интеллигенции, в качестве представителя к-рой выступает Бердяев. Она отделилась от Православия, а тем самым и от «русской народно-национальной стихии», а потому вынуждена «блуждать в разных исканиях», неправомерно претендуя на вселенскость. Сувчинский отмечал также, что у самого Бердяева христианство понимается в отрыве от исторических судеб Православия как «интерконфессиональная, общехристианская абстракция и схема», критика Е. ведется Бердяевым с космополитических позиций и потому не может восприниматься как голос подлинно христ. религ. сознания. Неприемлемым находил Сувчинский и восхищение Бердяева тем, что революция якобы сокрушает «косность православного быта» и потому должна быть оценена положительно, приравнивая рассуждения Бердяева к кощунству богоборцев (см.: Там же. С. 157-158). Полемика с идеями Е. была продолжена Бердяевым в статье 1925 г. «Евразийцы», где он останавливается и на положительных, и на отрицательных чертах евразийского движения. В качестве положительных черт Е. Бердяев упоминает неприятие вульгарного реставраторства, понимание рус. вопроса как культурно-духовного, чувство утраты Европой культурной монополии и надежду на возвращение народов Азии в мировой поток истории. Он выделяет и «зловредные и ядовитые» стороны Е., корень которых видится ему в том, что «евразийцы хотят остаться националистами, замыкающимися от Европы и враждебными Европе» (Бердяев Н. А. Евразийцы // Трубецкой. 2007. С. 8). Евразийской идее, к-рая кажется ему слишком «азиатской», поскольку сторонники Е. «более гордятся своей связью с Чингисханом, чем своей связью с Платоном и греческими учителями Церкви» (Там же. С. 11), Бердяев противопоставляет мысль о необходимости создания в мире «единого духовного космоса, в который русский народ должен сделать свой вклад» (Там же. С. 8-9). В номиналистическом подходе Е. к идее всеединства Бердяев видел опасность отказа от христианства в угоду языческому партикуляризму (Там же. С. 10). Позже Бердяев назвал его натуралистическим монизмом, при к-ром гос-во понимается как функция и орган Церкви и приобретает всеобъемлющее значение, организуя все стороны жизни человека. Конструирование такого «совершенного» гос. устройства, не оставляющего пространства для свободы и творчества человеческого духа, Бердяев охарактеризовал как «этатический утопизм евразийцев». Он замечал, что эмоциональная направленность Е., являющегося реакцией «творческих национальных и религиозных инстинктов на произошедшую катастрофу», может обернуться «русским фашизмом» (Там же. С. 5).

П. Бицилли, участвовавший в одном из евразийских сборников, определил свое двойственное отношение к евразийцам в названии критической ст. «Два лика евразийства». Ясным ликом он считал отстаивание единства рус. нации и государственности, к-рую нельзя искусственно расчленить в угоду «самоопределения народностей», и связанное с этим провозглашение принципа федерализма. Др. лик - «соблазнительный, но и отвратный» - Бицилли видел в стремлении Е. стать единственной партией, что неминуемо должно привести к диктатуре. Ссылки на то, что этому будет препятствовать евразийская правосл. идеология, представлялись ему неубедительными. Напротив, такое положение вещей могло лишь привести к сохранению подчинения Церкви гос-ву. Бицилли считал также, что желание евразийцев стать единственной правящей, притом правосл., партией в стране, населенной народами разных религий, ведет к господству одного народа (носителя ведущей религии) над другими (Бицилли П. М. Два лика евразийства // Россия между Европой и Азией. 1993. С. 279-291).

Наиболее глубокий критический анализ основ Е. был проведен Флоровским. Он сформулировал свое понимание значения Е., отметив, что в нем - «правда вопросов, не правда ответов, правда проблем, а не решений» (Флоровский Г. В. Евразийский соблазн // Трубецкой. 2007. С. 36). Отправляясь от признания факта революции и необходимости ее духовного преодоления, евразийцы пришли к ее оправданию. Главную причину этого Флоровский видел в преклонении евразийцев перед социальной стихией и, как следствие, в их готовности к подчинению исторической необходимости, в убежденности «в непогрешимости истории» (Там же. С. 40). С таким видением исторического процесса соединялось в евразийском сознании некое преклонение перед самой идеей власти. Рассматривая обоснование евразийцами самобытности рус. культуры, Флоровский подчеркивал свойственный им морфологический подход к проблеме, к-рый приводил их к признанию подчиненности истории народов роковому процессу развития. Стремление спасти социальные достижения революции привело евразийцев к идее создания нового направления, партии. «Иссякнувший пафос творчества,- писал Флоровский,- подменяется пафосом распределения и «водительства», максимализмом власти, не только дерзновенной, но и дерзостной. И в евразийстве, при всех декларациях о «внепартийности», копится и возгревается дух человеконенавистнической нетерпимости, дух властолюбия и порабощения» (Там же. С. 52). При таком подходе в «феноменологии» Е. не нашлось места для истинного учения о Церкви, в к-рой лежат истоки духовного творчества и свободы: «...для евразийцев Церковь в государстве, а не государство в Церкви» (Там же. С. 72), «евразийцы слишком нагружают Церковь миром и мирским» (Там же. С. 73). В учении евразийцев о «симфонической личности» Флоровский увидел «мечту о неком обобществлении человека» (Там же. С. 53). Необоснованной находил он попытку разделить Россию и Европу, поскольку они находятся внутри единого культурно-исторического цикла. Флоровский отказывался согласиться с резко негативным отношением Е. к зап. христианству, указывая, что «имя Христа соединяет Россию и Европу, как бы ни было оно искажено или даже поругано на Западе» (Там же. С. 65). Согласно Флоровскому, для духовного возрождения России нужна не политическая или культурная деятельность, к к-рой призывают приверженцы Е., а духовный подвиг: «Только в бдении и аскезе, только в молитвенном безмолвии накопляется и собирается подлинная сила... Только в этом подвиге совершится воскресение и воскрешение России» (Там же. С. 38).

Ист.: Исход к Востоку: Предчувствия и свершения. София, 1921. М., 1997п; Флоровский Г. В. Хитрость разума // Исход к Востоку. 1921. С. 28-39; То же // Он же. Вера и культура. СПб., 2002. С. 49-60; он же. О народах неисторических // Исход к Востоку. 1921. С. 52-70; он же. О патриотизме праведном и греховном // На путях. М.; Берлин, 1922. С. 230-293; он же. Окамененное бесчувствие: По поводу полемики против евразийцев // Путь. 1926. № 2. С. 128-133; он же. Евразийский соблазн // СЗ. 1928. № 34. С. 312-346; он же. Из прошлого русской мысли. М., 1998; Савицкий П. Н. Степь и оседлость // На путях. С. 341-356; он же. Россия - особый географический мир. Прага, 1927; он же. Месторазвитие русской промышленности. Берлин, 1932; он же. За творческое понимание природы русского мира. Прага, ; он же. Континент Евразия. М., 1997; Россия и латинство: Сб. ст. Берлин, 1923; Вернадский Г. В. Начертание русской истории. Прага, 1927. СПб., 2000п; он же. Опыт истории Евразии. Берлин, 1934; Якобсон Р. О. О фонологических языковых союзах // Евразия в свете языкознания. Прага, 1931. С. 7-12; он же. К характеристике Евразийского языкового союза. [П.], 1931; Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн: Антология / Ред.-сост.: Л. И. Новикова, И. Н. Сиземская. М., 1993; Карсавин Л. П . Соч. М., 1993; Трубецкой Н. С . Европа и человечество. София, 1920; он же. К проблеме самопознания личности: Собр. ст. Берлин, 1924; он же. История. Культура. Язык. М., 1995; он же. Письма и заметки / Вступ. ст.: В. Топоров. М., 2004; он же . Наследие Чингисхана: [Сб. ст.] М., 2007; Русский узел евразийства: Восток в рус. мысли: Сб. тр. евразийцев / Сост., вступ. ст. и примеч.: С. Ю. Ключников. М., 1997.

Лит.: B ö ss O. Die Lehre der Eurasier: Ein Beitr. z. russischen Ideengeschichte d. 20. Jh. Wiesbaden, 1961; он же [Босс О.] Учение евразийцев / Пер. с нем.: Н. А. Никонова и А. А. Троянов // Начала. 1992. № 4. C. 89-98; Riasanovsky N. V. The Emergence of Eurasianism // CalifSS. 1967. Vol. 4. P. 39-72; он же [Рязановский Н. В.] Возникновение евразийства / Пер. с англ.: И. Виньковецкий // Звезда. 1995. № 2. С. 29-44; Соболев А. В . Князь Н. С. Трубецкой и евразийство // Лит. учеба. 1991. № 6. С. 121-130; он же . О евразийстве как культуроцентрическом мировоззрении // Россия XXI. М., 2000. № 1. С. 70-91; Евразия: Ист. взгляды рус. эмигрантов / Ред.: Л. В. Пономарева. М., 1992; Люкс Л. Евразийство / Пер. с нем.: Н. Бурихин // ВФ. 1993. № 6. С. 105-114; Игнатов А. «Евразийство» и поиск новой русской культурной идентичности / Пер. с нем.: В. К. Кантор // ВФ. 1995. № 6. С. 49-64; Половинкин С. М. Евразийство // Русская философия: Малый энцикл. словарь. М., 1995. С. 172-178; Чиняева Е. В. Русские интеллектуалы в Праге: Теория евразийства // Русская эмиграция в Европе: 20-е - 30-е гг. XX в. / Ред.: Л. В. Пономарева и др. М., 1996. С. 177-198; eadem . Russian Intellectuals in Prague: Development of Eurasianism // Eadem. Russians Outside Russia: The Émigré Community in Czechoslovakia 1918-1938. Münch., 2001. Р. 185-212, 250-258; Петр Сувчинский и его время / Ред.-сост.: А. Бретаницкая. М., 1999; О Евразии и евразийцах: Библиогр. указ. Петрозаводск, 2000; Парадовский Р . Методологические и метафизические проблемы евразийской культурологии / Пер.: А. В. Болдов // Славяноведение. 2001. № 5. С. 28-38; Овчинников А. И., Овчинникова С. П . Евразийское правовое мышление Н. Н. Алексеева. Р.-н/Д., 2002; Евразия: Люди и мифы: Сб. ст. / Сост. и отв. ред.: А. С. Панарин. М., 2003; Пащенко В. Я . Социальная философия евразийства. М., 2003; Ларюэль М . Идеология русского евразийства, или Мысли о величии империи / Пер. с франц.: Т. Н. Григорьева. М., 2004; Вишневецкий И. Г. «Евразийское уклонение» в музыке 1920-х - 1930-х гг. М., 2005; Макаров В. Г . «Pax rossica»: История евразийского движения и судьбы евразийцев // ВФ. 2006. № 9. С. 102-117; Макаров В. Г., м атвеева А. М . Геософия П. Н. Савицкого: между идеологией и наукой // ВФ. 2007. № 2. С. 123-135.

Д. В. Смирнов

В евразийском государстве органы управления не совпадают по личному составу с ведущим отбором. Эти органы комплектуются как из членов ведущего отбора, так и из свободно избранных населением представителей всех интересов страны, к ведущему отбору не обязательно принадлежащих. С этой стороны евразийское государство является государством демотическим . Демотия, с позиции евразийцев, это принцип «соучастия народа в своей собственной судьбе», причем соучастия «не только ныне живущих совершеннолетних 1раждан, принадлежащих к конкретной территории и социальной системе, но и некоего особого существа, народного духа, который складывается из мертвых, живых и еще не рожденных, из общего естественного пути народа как общины сквозь историю» . В го же время демотия для евразийцев это политическая форма деятельности, которая «дает возможность наибольшего проявления индивидуальных и коллективных воль, а также культурного и государственного творчества» . Термин «демотия» евразийцы употребляли, чтобы разфани- чить между собой механицистское и органицисгское понимание демократического принципа .

Характерной особенностью евразийских первоисточников но изучению именно государства является акцентирование в них внимания на тематике идеократии, которая, с позиции евразийцев, является важнейшей составляющей любого государства. Ярким примером особенного внимания евразийцев к идеократии может служить публикация и коллективное обсуждение на страницах «Евразийской хроники» анкет иод названием «Идет ли мир к идеократии?» , авторами которых были Я. Бромберг, А. Шликсвич и др. Мною для изучения идеократии сделали также Л. Карсавин, П. Савицкий, Н. Трубецкой и К. Чхеидзе.

Акцент в учении евразийцев о государстве на идеократии можно найти еще у Л. Карсавина, ведущего философа евразийцев. В середине 1920-х годов он радикально пересмотрел концепцию личности как «отъединенного и замкнутого в себе социального атома» , лежащую в основе этики индивидуализма, противопоставляя ей «понятие личности как живого и органического единства многообразия» , подчеркивая, что человек может состояться как личность, полностью осуществить себя в бытии только в союзе с другими личностями, союзе веры, любви и дела. И исходя из такой трактовки, он представляет собой социальную общность, народ, государство как тоже своего рода личности, но личности особые - симфонические, полагая подлинной основой их бытия г.н. принцип соборности, т.е. принцип философа Н.Ф. Федорова «единства без слияния, различия без розни» , в котором он видел пути к разрешению антиномии индивидуализма и коллективизма . Карсавин отмечал: «не следует ни на одно мгновение забывать, что государственность лишь форма и средство, а не цель... Идея культуры определяет ее государственность; и государство должно быть не демократическим и не аристократическим, ибо не для того существует культура, чтобы хорошо жилось „всем” или „лучшим”, но для того, чтобы возможно более полным образом осуществилась идея культуры. Государство должно быть идеократическим, идеократией» . Как религиозный философ, Л.П. Карсавин в одной из своих фундаментальных работ «Церковь, личность и государство» отмечал, что государство есть «выражение и осуществление, форма единства некоторого народного или многонародного культурного целого. Государство является необходимою формулою личного бытия народа или многонародного целого; однако только вторичную формулою, т.к. первая и истинная личная форма соборного субъекта есть Церковь. Государство отличается от Церкви как самоорганизация грешного мира...» . Кроме того, с позиции Карсавина, «степень эмпирического совершенства государства, бытие его зависит от степени его оцерковления» .

Прежде чем говорить непосредственно об идеократии, необходимо отметить, что евразийцы обсуждали тематику г.н. общего дела, или «философию общего дела» (которую К.А. Чхеидзе разрабатывал на базе идей философа Н.Ф. Федорова) . Данная проблематика имеет прямое отношение к идеократии евразийцев и основывалась на отмеченной нами в предыдущей главе евразийской концепции личности. В различных евразийских первоисточниках понятие общего дела формулируется по разному, но оно неизменно предполагает деятельностный аспект социального бытия соборного субъекта (симфонической личности) - целенаправленную деятельность субъскга социального бытия по осущеегвлению его соборного сознания и соборной воли, а в идеале - симфоническая деятельность симфонической личности . Схемой реализации «общего дела» предусматривалось обязательно наличие высшей «идеи- нравительницы», органично вытекающей из постулатов Православной церкви, симфонического социума в виде определенной культуры в се пространственно-временной реализации, мощного социального института в лице государства, планирующего, координирующего общее дело, одухотворяющего его посредством государственной идеологии, в необходимости которой у евразийцев не было никакого сомнения. Евразийское государство, таким образом, приобретает статус второй по значимости в евразийской идеолосии (после Православной церкви) симфонической личности. Поэтому в евразийской идеологии вопросам государственности (несмотря на более позднюю по сравнению с другими составляющими евразийства разработку) придавалось первостепенное значение .

Говоря о государственном учении евразийцев, необходимо отметить, что представители данного течения категорически отвергали либерально-демократическое государственное устройство не только из-за различия, несхожести культур, но и потому, что они видели серьезные изъяны в самом содержании либерального устройства западных демократий . Л.П. Карсавин писал в связи с этим: «Либерально-демократическая психика определена... верою в имманентную мудрость бессознательного натурального процесса. Все делается само собой, утверждает либерализм, либо склоняясь к мистическому упованию на эту мудрость, либо разочаровываясь и слюняво исповедуя бессилие человеческого разума. Конечно, бессилен разум, если под ним подразумевают „нечто”, которое порождает рационалистические выдумки „марксистов”, коммунистов и демократов. Но ведь мы-то говорим не о гаком „нечто”, а о подлинном разуме. И в „натуральный процесс” входят сознательные усилия и акты человека, так что сам этот процесс, не будучи вполне свободным, не вполне и необходим. Многое делается как бы само собою, очень многое, но далеко не вес... Демократическое государство обречено на вечное колебание между опасностью сильной, но деспотической властью и опасностью совсем не деспотического бессилия. Оно не может преодолеть своего бессилия как путем тирании, и не может спастись от тирании» .

Евразийцы считали, что в демократическом государстве народ сводится к голосующему время от времени и деорганизованному населению, права которого сведены буквально на нет тем, что оно фактически только переизбирает предлагаемых и мало известных ему депутатов. Борющиеся же друг с другом на выборах депутаты собирают за краткую избирательную компанию голоса избирателей исключительно рекламою и заискиванием. Независимо от того, какая избирательная система - мажоритарная, пропорциональная или смешанная - действует в той или иной демократической стране, суть одна и та же. «Голосующему населению» трудно даже приблизительно понять партийные программы и отделить неосуществимые посулы от осуществимого и государственно-полезного. Партийные списки, по которым проходят в парламент «народные избранники», по мнению Л.П. Карсавина и Н.Н. Алексеева, - просто удобный инструмент для ортанизации выборов и решения задачи «внедрения» в законодательный орган «нужных», но зачастую абсолютно неизвестных народу людей .

Учитывая вышеизложенное, необходимо отметить, что именно для характеристики одной из высших в иерархии симфонических личностей - государства - основатели евразийского учения и разрабатывали тематику идеократии. Именно идеократия, с позиции евразийцев, самый перспективный тип социального устройства в мире и в особенности в России- Евразии. В Романо-германской (европейской) цивилизации длительное время господствовали аристократический (военно-аристократический и бюрократически-демократический) и демократический (бюрократическо- демократический) типы общественного устройства. Эта типологизация и определяла среди евразийцев принципы отбора правящего слоя, властных структур . По мере того, как евразийство шло к пониманию религиозной ценности исторической жизни, оно сознательно начинало строить себя как общественную и государственную доктрину. На передний план с течением времени выдвигается вопрос о целях и путях социального делания, которое должно не уводить от Бога, но вести к нему мир, о государстве правды, основанном на «неразрывной связи человека с Богом» . Возможно, отсюда и выросла концепция идеократии .

Евразийцы считали, что идеократическое государство, в отличие от демократического, имеет свою систему убеждений, свою идею- иравительницу, носителем которой является г.н. правящий слой, иод которым Н.С. Трубецкой понимал «совокупность людей, фактически определяющих и направляющих политическую, экономическую, социальную и культурную жизнь общественного и государственного целого » («ведущий слой», «ведущий отбор», у разных евразийцев эти понятия употребляются в качестве синонимов). Идеократическое государство «должно непременно само активно организовывать все стороны жизни и руководить ими» . «Власть права» нуждается в реальных исполнителях, без которых она остается мертвой. Чтобы властвовало «право», нужно наличие людей, диктующих правовые веления другим людям . У евразийцев эго представители правящего слоя (отбора). Истоки концепции правящего отбора Алексеев усматривал у Платона, «для которого вопрос сознательной организации правящего отбора в государстве был самым основным и важным политическим вопросом» . Правящий отбор формируется по признаку мировоззрения, личной годности и заслуг, пополняясь, таким образом все новыми и новыми силами. Он не может быть замкнутой кастой, он должен пополняться элементами из всех слоев народа, с гем, чтобы всегда его высшей целью были общие интересы, а не интересы отдельных социальных групп. В то же время социальные функции правящего отбора не совпадают с функциями управления. Он является носителем идеалов данного общества, идейным представителем той культуры, к которой относится это общество. Правящий отбор должен организовать общество на основе внутреннего убеждения в истине, а не путем принудительной нивелировки его идейного богатства. Для выполнения этой задачи правящий отбор сам должен представлять собой нечто вроде духовного ордена, который призван водительствовать морально, а не насильственно . В случае же слияния его с аппаратом государственного принуждения ведущий отбор с неизбежностью превратиться в род бюрократии, лишенного творческих идеалов .

С позиции евразийцев, стержневой осью такого сильного государства, как Россия-Евразия, должна стать органическая идея, идея- правительница. Сущность идеи-правительницы впервые была охарактеризована Н.С. Трубецким в специальной работе «Об идее-правительнице идеократического государства», которая является одной из основополагающих в государственном учении евразийцев. По мнению Трубецкого, не оспариваемого и другими евразийцами, ведущей идеей идеократического государства может быть идея, выражающая благо соборного целого, симфонической личности высокого уровня, т.е. государства. «...Идея правительница должна быть такова, чтобы, во-первых, ради нее стоило жертвовать собой, и, во-вторых, чтобы жертва расценивалась всеми гражданами как морально ценный поступок» .

Учитывая, что монархия в европейской цивилизации изжила себя, и демократический сэрой также являет признаки «обветшания» и «разложения», евразийцы открыли эпоху создания новою типа правящего отбора и новою тина государства. Н.С. Трубецкой считал, что одною из основ евразийства является утверждение, что демократический строй должен рано или поздно обязательно смениться строем идеократическим. Под демократией евразийцы понимали строй, в котором правящий слой отбирается по признаку популярности в известных кругах населения, при чем основными формами отбора являются в плане политическом - избирательная кампания, в плане экономическом - конкуренция. Под самой же идеократией Трубецкой понимал строй, в котором правящий слой отбирается по признаку преданности одной общей идее-правительнице. Идеократичсское государство евразийцев имеет свою систему убеждений, свою идею-правительницу (носителем которой является объединенный в одну единственную государственно идеологическую организацию правящий слой) и в силу этого непременно должно само активно организовать все стороны жизни и руководить ими .

С позиции Трубецкого, селекционным признаком идеократического отбора должно быть не только общее мировоззрение, но и готовность принести себя в жертву идее правительнице. Этот элемент жертвенности, постоянной мобилизованности, тяжелой нагрузки, связанной с принадлежностью к правящему отбору, необходим для уравновешивания тех привилегий, которые неизбежно тоже связаны с этой принадлежностью. В глазах своих сограждан члены правящего отбора должны иметь моральный престиж, именно в виду того, что готовность жертвовать собой ради идеи правительницы здесь является одним из основных селекционных признаков правящего слоя . Н.С. Трубецкой писал: «Принесение в жертву моего личного эгоизма ради эгоизма биологической или социальной группы, к которой я лично принадлежу, либо бессмысленно, либо животно-низменно: гак поступают животные. Человек на известной степени развития не может считать такого рода жертвенность морально ценной. Он считает ценной лишь жертву во имя какого-то „общего дела”, г.е. жертву, оправдываемую благом целого, а не какой-либо его части, к которой принадлежит пожертвовать собой» . Этим целым, ради блага которого можно жертвовать собой так, чтобы эта жертва была морально ценной не может быть класс, т.к. но своему определению класс есть всегда только часть целого; при том, поскольку принадлежность к известному классу определяется общностью материальных интересов, всякая деятельность, направленная в пользу своего класса в ущерб другим классам основана на расширенном своекорыстии. С другой стороны, народ также не может рассматриваться как целое в вышеупомянутом смысле. Народ есть этнологическая, а, следовательно, в конечном счете, биологическая особь. Различие между народом и семьей не в принципе, а только в степени. И если забота только о своей семье в ущерб всем другим людям расценивается как безнравственный эгоизм, то точно так же должна расцениваться служба интересам одного лишь своего народа в ущерб всем прочим народам .

Основываясь на работах Трубецкого об идеократии, активно разрабатывал концепцию ведущего отбора евразиец Н.А. Макшеев. Под идео- кратией он предлагал понимать идею, воспринятую людьми, имеющими надлежащее качества для того, чтобы стать ведущим отбором . Подготовка же ведущего отбора, с его точки зрения, должна вестись но двум направлениям. Во-первых, должно идти непрерывное пополнение правящего слоя достойнейшими из народа, чтобы носители идеи не выродились в замкнутую касту, потерявшую связь с народом. Во-вторых, должно идти предварительное воспитание смены (развитие положительных качеств, подавление дурных и прививка новых, нужных для достижения намеченной цели), чтобы носители идеи не компрометировали ее. Целью идеократии является достижение блага совокупности всех народностей, населяющих гешрафическое пространство Евразии. Причем благо народа неразрывно связывается с могуществом, крепостью и благоустроенностью государства . Для данного евразийца являлось непреложной истиною, что в своей государственной жизни народы имеют определенные политические идеалы, в достижении которых видят выполнение своей исторической задачи, к которым стремятся и был убежден, что историческая задача России состои т в создании небывалого по своим достижениям государства - особого мира, и что в этом заключается ее вселенская миссия. Выполнению этого предназначения и должен служить ведущий отбор (идеократия) .

Н.А. Макшеев считал, что в Европе - рыцарство, в католической церкви - иезуитский орден, в Китае - ученые, в Японии - самураи, - все эго примеры ведущего отбора, создававшегося на основах предварительной подготовки, воспитания и самовоспитания . Но в евразийском государстве система воспитания должна заключаться в следующем. Государство и общество должны стремиться к тому, чтобы дать возможность организоваться и подготовиться лучшим, создав тем самым естественный резервуар, откуда будет черпаться пополнение подготовленных к жизни, сильных духом граждан, которые бы могли, сообразно своим наклонностям и способностям, пробивать себе дорогу во всех отраслях народнохозяйственной и государственной деятельности. Выполнению этой задачи должны служить добровольные внешкольные организации молодежи, работающие под руководством старших, а во главе всего начинания должно стоять министерство (или комиссариат) народного воспитания, отдельное от министерства народного обучения. Воспитание ведущего отбора должно быть направлено на то, чтобы развить преданность евразийской идее, верность, справедливость, широкий кругозор, дисциплинированность, выдержку, уважение к труду и желание учиться (где задача инструкторов в том, чтобы заинтересовать и заставить таким образом воспитанника самого учиться). Краеугольный камень всей системы воспитания будущих граждан - любовь к Отечеству, которая сама но себе подразумевает уважение к заслугам отцов. Только те народы долговечны, где существует культ предков и национальных героев (Китай, Янония) : . В то же время внешкольные организации молодежи должны быть поставлены гак, чтобы, работая в государственных интересах воспитания ведущего отбора, они не служили бы одновременно для чисто карьерных побуждений: никаких особых преимуществ вне организации и но выходе из нее быть не должно. Привлечением должны служить сама постановка дела и интерес к нему .

Как бы мы ни относились к евразийскому учению о ведущем (правящем) отборе, несомненно одно: оно является оригинальным вкладом в теорию элит, особенно в приложении к российской элите. В отличие от создателей индивидуалистических социальных концепций (В. Парето, Г. Моски, Р. Михельса) евразийцы анализируют не элитарные группы, а единую элиту, и отдают приоритет не материальному фактору, порождающему противоречия и борьбу между группами элит, а духовности, объединяющей и группы элит, и индивидуумов .

Одним из первых в среде евразийцев, кто активно начал разрабатывать тематику идеократии, был бывший офицер императорской армии Константин Александрович Чхеидзе. Возможно, из-за сложной судьбы, которая ждала Чхеидзе на чужбине в эмиграции (так, будучи в Софии, он, представитель древнего грузинского рода, поменял 14 профессий: дровосек, грузчик, кочегар и т.д. ), а также из-за распада Российской империи и господствовавших эсхатологических настроений среди русской эмигра- ции, данный евразиец стремился теоретически построить совершенное, идеальное государство, в котором бы не было тех несправедливостей, с которыми ему пришлось столкнуться при жизни. Скорее всего, в том числе и поэтому Чхеидзе становится учеником Алексеева, который глубоко разрабатывал проблемы государегвоведения.

Интересен спор в среде евразийцев между К.А. Чхеидзе с Г.В. Фло- ровским, вспыхнувший еще в 1920-е годы на одном из заседаний историко-философского семинара евразийцев: Чхеидзе выступил тогда с критикой работы П.И. Новгородцева «Об общественном идеале», в которой утверждалась утопичность всякой мечты о возможности благого устроения людей на земле, неважно, будет ли это социалистический рай пролетариата или «царство праведников» двадцатой главы Откровения, и заявил, что бытие человека в истории невозможно «без цельного идеала»: если такой идеал отсутствует, то в социуме неизбежно «берут верх дробные, осколочные идеалы», содержащие лишь частичку правды . Как вспоминал позднее Чхеидзе, их спор с Флоровским, отстаивавшим позицию Новгородцева, продолжался несколько часов, и каждый остался при своем мнении. Позднее, в «Евразийском сборнике» он снова выступал против идеи краха и неудачи истории .

К. Чхеидзе находился под сильнейшим воздействием идей философа Н.Ф. Федорова, а точнее его концепции совершенною, соборного социума «по тину Троицы» . Однако, с течением времени он перевел вопрос об идес-правительнице из области социально-политической в сферу онтологии и антропологии, возводя его к вопросу о сущности жизни, о смысле явления в мир сознающего, чувствующего существа. Чхеидзе опирался на то понимание жизни, которое было выдвинуто в религиозной и естественно-научной ветвях русского космизма: жизнь до него есть борьба с энтропией, противодействие силам дезорганизации и распада. «Борьба за жизнь есть, в сущности, организация бытия», и во главе ее стоит человек, «высшая и конечная форма жизни» , порожденная творческим усилием эволюции. Человек - «организационный центр вселенной», и заповедь «обладания землей», данная ему в книге Бытия, есть завет возделывать и преображать эту землю . В такой онтологической и антропологической перспективе социальная организация человечества мыслится первой ступенькой к организации бытия в целом. Государственная форма объединения становится объединением для регуляции. Государства-материки и должны, считал Чхеидзе, явить в своей исторической жизни «прообраз грядущего объединения человечества» , будущего общепланетарного человечества.

В своем увлечении философией II.Ф. Федорова, стремлении соединить ее с евразийством Чхеидзе фактически следовал П.П. Сувчинскому, с которым столь яростно полемизировал во время «кламарского» раскола. Но если Сувчинский стремился через федоровство построить мост между марксизмом и евразийством, то Чхеидзе через Федорова строил мост между евразийством и христианством . Чхеидзе писал Савицкому: «Очевидно, что мы вступили в область создания идеократии как законченной системы. Но законченность системы определяется наличием конечного идеала. До сих пор сверх геополитики, историософии и теории государства мы имели еще ряд отдельных дисциплин более или менее разработанных. Но нс имеем гносеологии, метафизики, этики. С христианской точки зрения, этика тесно связана с эсхатологией. И, ей-Богу, я не знаю ничего превышающего эсхатологию, заключенную в трудах Н.Ф. Федорова (как, впрочем, и Флоренского, и Булгакова и некоторых других)» .

Концепция совершенной идеократии вызвала много споров в евразийской среде. II.С. Трубецкой, ее не принял. В то же время очень позитивно к ней отнеслись члены эстонской и литовской евразийских групп - В.Л. Пейль, С.И. Чуев, И.С. Снетков. Чхеидзе стремился привить молодым участникам движения, с которыми состоял в постоянной переписке с начала 1930-х годов, религиозно-философский взгляд на мир, человека, историю, раскрывал перед ними христианский идеал богочеловечества, учил видеть в евразийстве «волю к созданию синтетической эпохи, целостного мировоззрения» .

С позиции же Трубецкого, идеей правительницей нодлинно- идеократического государства может быть только благо совокупности народов, населяющих данный автаркический особый мир . Из этого следует, что территория подлинно-идеократического государства непременно должна совпадать с каким-нибудь автаркическим (независимым) особым миром. Однако, в то же время, вовсе не следует, что всякое автаркическое государство могло стать идеокрагией в истинном смысле этого слова. Колониальная империя, разные части которой населены народами, не имеющими друг с другом ничего общего, кроме факта своего порабощения правящим народом, может быть вполне самодовлеющей в хозяйственном отношении, но идеократией она стать не может, ибо одной экономической связи между её частями для создания идеи-иравигельницы недостаточно. Для этого необходимым является живо ощущаемая общность культурных и исторически традиций, непрерывность месгоразвития и, прежде всего, отсутствие чувства национального неравенства, - что в колониальной империи достигнуть невозможно .

Предвидя обвинения в сходстве теории идеократии с фашизмом и коммунизмом, евразийцы со всей определенностью заявляли: и фашизм, и коммунизм - лжеидеократии, и к настоящей идеократии никакого отношения не имеют. Фашизм не создает стройной миросозерцательной системы, базируется в основном на эмоциях, а коммунизм отрицает примат идейного начала, что в корне противоречит идеократии. Подлинно идеократиче- ский строй, очищенный от всяких чуждых ему элементов, явит совершенно новые, небывалые формы политической, экономической и социальной теории, быта и культуры. Наибольшая вероятность установления такого строя, как считали евразийцы, имеется в России-Евразии после падения лжеидеократического коммунистического режима . Как отмечает Е.А. Го- гохия, несмотря на то, что евразийцы отвергали идею правового государства и парламентаризма, в отличии от фашизма и коммунизма, само евразийство не несло в себе ни националистической, ни классовой идеи. В этом смысле евразийство и свободно от идеи абсолютного превосходства .

Вслед за Н. Трубецким и К. Чхеидзе, Алексеев также стремился к теоретическому созданию евразийского государственного строя. Однако, если они делали акцент, в основном, на проблематике идеократии, то Алексеев развивал теоретические вопросы государства комплексно.

Концепция совершенной идеократии, которая выстраивалась Чхеидзе с прямой опорой на русскую религиозно-философскую мысль, была очень близка Алексееву. Уточняя формулировку Н.С. Трубецкого об идеократическом государстве Алексеев предложил назвать это государство не идеократичсским (слово, но его мнению, несущее партийный, политический смысл), а эйдократиче- ским (от слова «эйдос», г.е. «образец», «прототип», не только факгический, но и идеальный, нравственный), ибо «эйдос в отличие от психологически окрашенного слова „идея” не есть одно из возможных многочисленных понятий о существующем, но необходимый, цельный, созерцательно и умственно осязаемый смысловой лик мира» . Философ стремился приблизить евразийское учение об идеократии к соловьевскому понятию теократии «как государства, высшим принципом которого является верховная из идей - идея религиозная» , к образу человечества, создающего Царст во Божие на земле .

На базе обобщения мнений евразийцев об идеократии, Алексеев сформулировал собственную политическую идею эйдократии. Он полагал, что государство эйдократическое обязательно предполагает, что :

• 1. в среде ведущего меньшинства устанавливается господствующее мировоззрение, основанное на исторических и традиционных началах евразийской культуры, как культуры, в которой «свет Востока» соединен с западным «просвещением»;
• 2. это ведущее меньшинство способно создать на почве этого миросозерцания крепкую организацию типа религиозно-философского ордена, вхождение в которую обусловлено не простым «партийным» стажем, но и особо квалифицированным стажем моральным;

З.это ведущее меньшинство способно организовать широкий демотический правящий отбор;

• 4. этот правящий отбор способен организовать широкие народные массы, но не путем насильственной диктатуры, а путем привития им вкус к истинно демотическим учреждениям, путем вовлечения их в государственную жизнь и культивирования чувств жертвенности и служения;
• 5. в смысле социологическом эйдократическое государств должно быть построено на гармоническом равновесии сил общественных и сил личных. Другими словами, это не будет «тоталитарное государство» подобно коммунистическому, и в то же время не будет демократическим государством, согласно идеям либерализма;
• 6. в плане экономическом государство эго будет практиковать государственно-частную систему организованного хозяйства;
• 7. государство эго будет «правовым» в смысле гармонического сочетания между «правомочиями» и обязанностями, между свободой и долгом.

Сочетание народовластия, отражающего динамику жизни, изменения интересов и потребностей, желаний и вкусов населения с постоянным элементом, отражающим принципы, задачи и обязанности т.н. «гарантийного государства», образуег режим, который Алексеев называет «демотической идео- кратией» или «идеократической демотией» , г.е. Алексеев предполагал включение идеологического образования (вслед за Н.А. Макшеевым) в состав государственной власти. Народ (демос), в его конкрегном бытии, олицетворяет в гарантийном государстве момент движения и развития. Постоянная цель и принципы государственной деятельности знаменуют начало устойчивое™ и постоянства. В гарантийном государстве ведег и действует утвержденная в конституции идея. Она вдохновлясг ведущий слой, представляющий собой совокупность ее защитников, «стражей» и слуг. Идеократичсское начало соответствует демотическому в том случае, когда культура достигла стадии самосознания, когда она сформировала свои общие идейные основы, когда она возвела их в степень сознательных мотивов своей деятельности. По мнению Алексеева, нсг никакой необходимости в изобретении системы каких-либо искусственных средств, при помощи которых происходило бы согласование начала демотического с началом эйдократическим, так как «...демос духовно проникнут эйдосом, и эйдос не имеет других носителей, кроме всенародного сознания» .

При изучении теории евразийского государства нельзя обойти вниманием вопрос о форме государственно-территориального устройства в евразийском государстве. Евразийцы придерживались идеи федерализма и указывали, что в евразийском государстве нужно принять во внимание местные и территориальные интересы - интересы и потребности государственных частей . Органы государства при этом должны представлять собой не одну, а множество систем, повторяющих в отдельных частях государства иерархическую картину организации государственного целого. Евразийцы писали, что федеративное устройство не только внешне отмечает многообразие евразийской культуры, но вместе с гем сохраняет ее единство. Оно также способствует развитию и расцвету отдельных национально-культурных областей , в связи с чем евразийцы разрабатывали систему административно-территориальных образований, которая должна возникнуть, но их мнению, после распада советского государства .

В конце 1920-х - начале 1930-х годов в евразийстве возникает г.н. концепция «идеократического интернационала»", объединение государств - материков и населяющих их больших и малых народов, которое мыслилась евразийцами как путь к всеземному единству, открывающему новую творческую тру истории. Зародившись как мировоззрение отдельно взятого культурно-исторического типа, евразийство претендовало уже на роль общечеловеческого мировоззрения. Следуя этим тенденциям, Чхеидзе иереосмысляег евразийское понятие «месторазвитие» расширяя его до планегарных масштабов: «Человечество, занимающее поверхность земного шара представляег собою объект геополитического исследования. Причем в этом случае место- развитием будет весь земной шар, а субъектом истории - все человечество» . Таким образом, как отмечает А.Г. Гачева, зародившись как мировоззрение отдельно взятого культурно-исторического типа, евразийство стало претендовать на роль общечеловеческого мировоззрения . «Интегральное изучение и освоение» земного шара, регуляция «его природы, его сил» , «организация материи, организация духа, организация Космоса» - таковы перспективы, открывающиеся перед человечеством, вступившим в эру идеократии с позиции евразийцев. По мысли евразийцев, современная им эпоха, с ее динамизмом, жаждой вселенского делания и доселе невиданной технической мощью не может удовлетвориться тем, что предлагает ей секулярная материалистическая экономика. Муравьиный груд «в свое пузо» не для нее . Он ищет «общего дела, в котором соединены усилия веры и груда, воли и интеллекта каждого в отдельности и всех вместе» .

По мнению евразийцев, политический строй идеократии должен быть построен на системе убеждений и иметь единую партию, защищающую интересы государства и личности. Природа такой партии будет коренным образом отличаться от партий либеральной демократии. Практическое решение поставленных задач евразийцы связали с созданием специфической партии, являющейся носительницей евразийской идеологии .

Таким образом, исходя из вышеизложенного, можно сделать вывод о том, что с позиции евразийцев «государство правды» рассматривается как надклассовое демотическое идеократическое федеративное государство, основанное на государственно-частной системе хозяйства и идее евразийской культуры. Такое государство евразийцы и называли «государством правды», или «гарантийным государством», которому с точки зрения евразийцев принадлежит будущее . В то же время сами евразийцы писали, что «наилучшая из государственных форм та, которая сумеет гармонически развить в себе три основных элемента государственной жизни - технико-экономический элемент, элемент духовно-нравственный и элемент правовой. Евразийское государство должно быть истинной гармонией сфер, духовно-органическим целым своих органических стихий, - стихии коллективной нравственности, права и хозяйства. Евразийцы не обещают в таком государстве рая, но они видят в нем союз наиболее достойный человеческой жизни (курсив мой - А.А.)» .

• Там же.
• См.: Дугин А. Теория евразийского государства // Алексеев Н.Н. Русский народ игосударство. М., 1998. С. 14.
• К вопросу о преобразовании советского государственного строя // Евразийскийсборник. Книга VI. Прага, 1929. С. 78.
• 2 Палкин А.Г. Концепция государства в учении евразийцев. Автореферат дисс. ...канд. юрид. наук. Омск, 2009. С. 23.
• См.: Евразийская хроника. Вып. XI. Берлин, 1935.
• См.: Евразийство. Опыт систематического изложения // Пути Евразии. Русскаяинтеллигенция и судьбы России. М., 1992. С. 356.
• См.: Там же. С. 356. См. также: Родии Е.В. Гностический этос и нравственнаяметафизика Л.Г1. Карсавина. Дисс. ... канд. философ, наук. Тула, 2006; КравцоваО.Б. Научные и методологические основания философии истории Л.И. Карсавина.Дисс. ... канд. философ, наук. Тула, 2006 и др.
• Федоров Н.Ф. Собр. соч. В 4-х т. Т. 1. М., 1995. С. 96.
• Гачева А.Г. Неизвестные страницы евразийства конца 1920-1930-х годов. К.А.Чхеидзе и его концепция «совершенной идеократии» // Вопросы философии. 2005.№9. С. 162.
• Цит по.: Карсавин Л.П. Основы политики // Россия между Европой и Азией. М.,1993. С. 194.
• Карсавин Л.П. Церковь, личность и государство. Париж, 1927. С. 12.
• Там же. С. 28.
• См.: Федоров Н.Ф. Философия общего дела. М., 1913.
• Пащенко В.Я. Идеология евразийства. М., 2002. С. 410.
• Там же. С. 4! 1.
• Пащенко В.Я. Идеология евразийства. М., 2002. С. 411.
• См.: Карсавин Л.П. Основы политики // Мысли о России. Тверь, 1992. С. 41,44.